Возвращение. Постройка химической лаборатории

По возвращении в Петербург 8 июня 1741 года Ломоносов не получил никакой определённой должности в Академии наук.

Первоначально он составлял описание минералогической коллекции Академии, продолжая энергично работать в различных областях науки.

Его самовольный отъезд из Фрейберга, по-видимому, не повлёк за собой какого-либо взыскания.

Неопределённость служебного положения сильно удручала Ломоносова. Ведь при отъезде за границу ему и его товарищам было обещано, "что ежели они в науках совершенны будут, пробы своего искусства покажут и о том надлежащее свидетельство получат, то по возвращении своём в профессоры экстраординарные удостоены будут".

Поэтому 8 января 1742 года Ломоносов подал прошение, в котором, напомнив обещание, писал, что физику, химию и горное дело "так произошёл, что оным других учить и к тому принадлежащие полезные книги с новыми инвенциями писать" может. Прошение было принято во внимание, и Ломоносов был назначен адъюнктом Академии с жалованьем 360 рублей в год. По тогдашним временам на эти деньги можно было безбедно жить. Однако бесхозяйственность, царившая в Академии, приводила к тому, что жалованье не только сотрудникам, но и академикам подолгу не выплачивалось. "Почти за целый год, - жаловался Ломоносов, - я, нижайший, жалования от Академии не получал, оттого пришёл в крайнюю скудность. А ныне я нахожусь болен и не только лекарств, но и дневной пищи себе купить на что не имею и денег достать взаймы не могу". Не раз задумывался Ломоносов о том, чтобы выписать к себе жену, но всякий раз бедственное положение, в котором он находился, останавливало его от этого шага. Были для этого и другие причины. Вспыльчивый, с горячим и прямым характером, Ломоносов не мог остаться в стороне от ожесточённой борьбы, которую вели в Академии русские Учёные против засилья иностранцев.

Рис. 5. Профессорский диплом М. В. Ломоносова

Приглашённые Петром I иностранные учёные были немногочисленны и являлись, как правило, талантливыми специалистами.

При наследниках Петра положение изменилось. Особенно тяжело чувствовался гнёт иностранцев, главным образом немцев, во время царствования Анны Иоанновны (1730-1740 гг.).

Дочь царя Ивана Алексеевича (брата Петра I) Анна была выдана 17 лет от роду замуж за герцога Курляндского. Рано овдовев, она прожила в Митаве, не возвращаясь в Россию, 19 лет и за эти годы полностью забыла родину.

Вступив в 1730 году на русский престол, Анна Иоанновна постаралась припомнить все истинные и мнимые "обиды", причинённые ей. Будучи подозрительной, она везде видела врагов. Энергично работала при ней "тайная канцелярия", как называли тогда политическую полицию. За 10 лет было сослано более 20 тысяч человек.

"Не доверяя русским, Анна поставила на страже своей безопасности кучу иноземцев, навезённых из Митавы и из разных немецких углов. Немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении". Засевшую в Академию и вершащую дела в ней немецкую партию возглавлял советник академической канцелярии И. Д. Шумахер. Ломоносов прекрасно понимал, что "Шумахеру было опасно происхождение в науках и произведение в профессоры природных россиян", а потому, любя родину, он решает "до гроба с неприятелем наук российских бороться".

Ломоносова возмущали до глубины сердца академические порядки. Много позднее он писал: "Примечания и смеху достойно, что когда Ломоносов уже давно в отечество воротился и был по штату в Академии адъюнктом физического класса на жалованье академическом по 360 рублёв, академическая канцелярия на всякий год требовала и получала из статс-конторы на содержание его по четыреста рублей наперёд, и было якобы два Ломоносова: один в России, другой в Германии. Подобное происходило и с протчими двумя студентами, на которых до возвращения Шумахер принимал определённую из статс-конторы сумму ничево к ним не пересылая".

При вспыльчивом характере Ломоносова не следует удивляться тому, что борьба его с немецкой партией часто принимала грубые формы, выливаясь в грандиозные скандалы и столкновения "с боем и бесчестием". Эта ожесточённая борьба привела к шестимесячному аресту Ломоносова.

Так проходила бурная молодость Михаила Васильевича Ломоносова.

Не следует думать, что в течение двух с половиною лет, прошедших со времени возвращения из-за границы до ареста, Ломоносов, увлекшись борьбой с немецким засильем, забросил научную работу. Не только до ареста, но и во время содержания под караулом Ломоносов много и плодотворно работает. Как адъюнкт Академии он преподаёт, правда, единственному студенту, химию, минералогию и стихосложение. В это же время он заканчивает несколько важных научных работ; он пишет "Элементы математической химии", диссертацию "О не чувствительных физических частичках, составляющих тела природы" и изданные лишь двадцать лет спустя "Первые основания металлургии или рудных дел". По всей вероятности, тогда же окончил в основном Ломоносов и капитальные работы: "О причине теплоты и холода" и "О действии химических растворителей", прочитанные им в Академии в 1745 году. В этих работах Ломоносов излагает мысли, намного опередившие науку его времени. Они рассмотрены подробно в следующей главе.

Значительно развилось и окрепло поэтическое дарование Ломоносова.

Ещё будучи во Фрейберге, Ломоносов написал и прислал в Петербург оду по случаю победы русских войск над турками и взятия крепости Хотин, написанную столь звучным и красивым языком, что она сразу привлекла к себе общее внимание. Теперь же, находясь под арестом, он пишет одно из лучших своих стихотворений "Вечернее размышление", начинающееся вдохновенными строками:

Лицо своё скрывает день,
Поля покрыла влажна ночь, 
Взошла на горы черна тень, 
Лучи от нас прогнала прочь. 
Открылась бездна звезд полна; 
Звездам числа нет, бездне дна.

Замечательно также написанное им "Утреннее размышление". С прозорливостью гения Ломоносов так описывает солнечную деятельность:

Когда бы смертным толь высоко
Возможно было возлететь,
Чтоб к солнцу бренно наше око
Могло приблизившись воззреть:
Тогда б со всех открылся стран
Горящий вечно океан.
Там огненны валы стремятся
И не находят берегов. 
Там вихри пламенны крутятся,
Борющись множество веков;
Там камни как вода кипят.
Горящи там дожди шумят.

Рассматривая Солнце при помощи современных астрономических приборов, мы удивляемся, насколько похоже то, что мы наблюдаем, на описание, данное Ломоносовым!

Поэтические успехи Ломоносова способствовали росту его популярности при императорском дворе, что в свою очередь ощутимо сказывалось на его положении в Академии. То поведение, которое, по мнению Шумахера, было возможно по отношению к русскому учёному, было невозможно по отношению к известному при дворе поэту.

В 1743 году в жизни Ломоносова произошло событие, о котором следует упомянуть: к нему в руки попало письмо его жены. Не получая от него ни писем, ни денег, жена написала русскому посланнику графу Головкину письмо с просьбой сообщить, где находится её муж. Ломоносов тотчас же написал жене и выслал ей на дорогу денег, и она в том же году приехала в Петербург. Вскоре у них родился сын Иван, умерший младенцем.

С приездом жены ухудшилось и без того тяжёлое материальное положение Ломоносова. Остро переживал он несоответствие своих знаний и способностей с тем положением, которое он занимал в Академии. Поэтому, когда в 1745 году двор возвратился из Москвы в Петербург, Ломоносов подал прошение, в котором писал: "В бытность мою при Академии Наук трудился я нижайший довольно в переводах физических и механических и пиитических с латинского, немецкого и французского языков на российский, и сочинил на российском же языке горную книгу и риторику, и сверх того... в обучении назначенных ко мне студентов, в изобретении новых химических опытов и в сочинении новых диссертаций с возможным прилежанием упражняюсь...", а потому просил он, чтобы назначили его "профессором химии с надлежащим жалованьем, в которой должности я нижайший со всевозможным старанием как в произыскании наук, так и в обучении российского юношества отечеству пользу чинить буду".

Рис. 6. Химическая лаборатория XVIII столетия

Учитывая известность Ломоносова при дворе, Шумахер не решился отказать ему; всё же, по его указанию, академики постановили "тщательно взвесив всё и нисколько не сомневаясь в знаниях и способностях господина кандидата, для большего порядка, чтобы конференции был представлен образчик в виде диссертации на любую тему соответственно теперешнему состоянию науки". Требуемая диссертация была вскоре представлена. Чинить Ломоносову дальнейшие препятствия было невозможно, поэтому 22 июня конференция Академии признала, что представленные Ломоносовым "специмены достойны профессорского звания".

25 июля 1745 года специальным указом Ломоносов был назначен профессором по кафедре химии.

Из различных кафедр, имевшихся в Академии, вначале особенно не повезло кафедре химии. В то время как по другим специальностям мы встречаем в XVIII веке в Петербургской академии первоклассных учёных, кафедра химии или пустовала, или возглавлялась людьми, интересы которых были далеки от химии.

Первым академиком-химиком был некий Бюргер, приятель тогдашнего президента Академии наук Блюментроста. Приглашая его в Петербург и зная, что он не химик, а врач, Блюментрост писал: "Если Вас затруднит химия, - её можно откинуть". Академическая карьера Бюргера продолжалась всего три месяца. В 1726 году он, возвращаясь пьяным с именин Блюментроста, вывалился из кареты и разбился насмерть.

Приглашённый на его место естествоиспытатель-ботаник И. Г. Гмелин вскоре после приезда в Петербург уехал с экспедицией в Сибирь и возвратился только в 1743 году. По возвращении Гмелин занялся, однако, не химией, а обработкой огромных ботанических коллекций, привезённых им из Сибири.

Совершенно бесследно для науки прошла и годовая "деятельность" адъюнкта химии медика Мигенда.

Поэтому с полным правом мы должны считать, что М. В. Ломоносов был первым профессором химии Петербургской Академии наук.

Назначение Ломоносова профессором улучшило его материальное положение, однако денежные заботы по-прежнему причиняли ему много беспокойства. Несмотря на это, Ломоносов чрезвычайно энергично и продуктивно работает над диссертациями и переводит на русский язык курс физики своего учителя Христиана Вольфа. Появление на русском языке "Вольфианской экспериментальной физики" имело большое значение для распространения в России естественно-научных знаний.

Особенного внимания заслуживает написанное Ломоносовым предисловие к этой книге. Описывая прогресс естественных наук в XVII и XVIII столетиях, Ломоносов приводит такое образное сравнение: "Пифагор за изобретение одного геометрического правила Зевесу принёс на жертву сто быков. Но если бы за найденные в нынешние времена от остроумных математиков правила по суеверной его ревности поступать, то бы едва в целом свете столько рогатого скота сыскалось". Это произошло благодаря тому, что "ныне учёные люди, а особливо испытатели натуральных вещей мало взирают на родившиеся в одной голове вымыслы и пустые речи, но больше утверждаются на достоверном искусстве. Главнейшая часть натуральной науки - физика - ныне уже только на одном оном своё основание имеет. Мысленные рассуждения произведены бывают из надёжных и много раз повторённых опытов". Этими словами Ломоносов подчёркивает значение опыта в развитии точных наук и необходимость опытного подтверждения научных гипотез.

При выполнении перевода Ломоносов столкнулся с бедностью русского научного языка того времени. "Принуждён я был, - писал он, - искать слов для наименования некоторых физических инструментов, действий и натуральных вещей, которые хотя сперва покажутся несколько странны, однако надеюсь, что они со временем через употребление знакомее будут". Таким образом, он явился основателем русской научной терминологии. Наш теперешний язык содержит очень много слов, впервые введённых Ломоносовым. Вот некоторые из них: термометр, формула, зажигательное стекло, поршень, упругость, сферический, атмосфера, барометр, манометр, преломление лучей, полюс магнита и т. д. До Ломоносова всех этих слов в русском языке не существовало.

Выпущенный в количестве 600 экземпляров перевод физики быстро разошёлся, так что меньше чем через год, в январе 1747 года, было отпечатано ещё 600 экземпляров того же набора. Тринадцать лет спустя, в 1760 году, вышло второе издание "Вольфианской физики", снабжённое Ломоносовым добавлениями. Из добавлений интересны: третье, написанное "для опровержения теплотворной нарочной материи", и шестое "О электрической силе", где описана электрическая машина и опыты с нею.

Стремление Ломоносова к распространению просвещения в России нашло выражение также в чтении им публичных лекций по физике на русском языке, разрешенном ему специальным указом Сената. Первая лекция состоялась 20 июня 1746 года. Ломоносов очень тщательно готовился к первой лекции, и она прошла с большим успехом. На лекции присутствовал недавно назначенный президент Академии наук граф К. Г. Разумовский и многие влиятельные при дворе лица.

В связи с отъездом Разумовского лекции прекратились, однако 5 августа того же года в петербургских "Ведомостях" появилось объявление: "Охотникам до физики экспериментальной через сие объявляется, что Академии Наук профессор господин Ломоносов с предбудущей пятницы по-прежнему в положенные часы, а именно от трёх до пяти часов начнёт продолжать свои публичные лекции". Как прошли эти лекции - неизвестно.

На судьбу Ломоносова в этот период его жизни сильное влияние оказывал успех его поэтических произведений при дворе. Императрица Елизавета и её приближённые не понимали значения научных работ Ломоносова, однако им нравились его звучные оды.

Особенную известность получила ода, написанная в 1747 году. Много поколений восхищалось вдохновенными строками:

О вы, которых ожидает 
О ечество от недр своих 
И видеть таковых желает, 
Каких зовёт из стран чужих, - 
О, ваши дни благословенны! 
Дерзайте, ныне ободренны, 
Раченьем вашим показать, 
Что может собственных Платонов 
И быстрых разумом Невтонов 
Российская земля рождать.

Успех при дворе способствовал осуществлению заветной мечты Ломоносова - постройке научной химической лаборатории.

Химические лаборатории возникли в России сравнительно давно. Первоначально функции химических лабораторий выполняли аптеки, появившиеся в России в царствование Ивана Грозного. Ко времени Петра I в Москве было уже восемь аптек.

Сам занимаясь химическими анализами, Пётр организует в Петербурге первую химическую лабораторию, предназначенную для производства технических испытаний. В этой лаборатории производились испытания строительных материалов, пробы красок, анализы руд. Это была лаборатория технической химии. Как в Петербургской лаборатории, так и в аптечных лабораториях было сделано много ценных для науки частных наблюдений. Однако в их задачи не входили опыты, имеющие целью подтверждение той или иной научной теории, проверку того или иного научного закона, т. е. они не были научными лабораториями. А именно о создании научной химической лаборатории Ломоносов начал настойчиво хлопотать, еще будучи адъюнктом.

В 1742 году он подал в Академию первое предложение об организации химической лаборатории. Предложение осталось без ответа.

В 1743 году он вторично пишет в Академию о постройке лаборатории, в которой "мог бы для пользы отечества трудиться в химических экспериментах". На это последовал ответ: "Отказать за неимением денег".

Но Ломоносов не сдаётся. Наступает 1745 год, и мы читаем: "Академию Наук третично покорнейше прошу, дабы поведено было при оной Академии в удобном месте учредить Химическую лабораторию с принадлежащими к тому инструментами и материалами".

В этом прошении Ломоносов указывал уже на то, что лаборатория нужна не только для развития теоретической науки, но и для обслуживания развивавшейся промышленности и для изучения естественных богатств страны.

И это предложение ни к чему не повело!

Надо с полным основанием сказать, что не одно безденежье являлось тормозом в постройке лаборатории. Ломоносов был бельмом на глазу у немецкой партии в Академии, и последняя при помощи своего руководителя, всесильного Шумахера, стремилась помешать работе Ломоносова. Это отношение лучше всего выразил зять Шумахера, "его имения и дел и чуть не Академии наследник" - Тауберт, сказав "Разве-де нам десять Ломоносовых надобно, нам и один в тягость".

Ломоносов прекрасно понимал истинные причины задержки в постройке лаборатории и с тем большим упорством продолжал добиваться осуществления своего проекта. В том же 1745 году он, минуя Канцелярию Академии, подаёт обоснованное предложение о постройке лаборатории непосредственно в Сенат. Это предложение было подписано восемью профессорами.

На этот раз дело пошло быстрее, и через полгода последовал правительственный указ о постройке химической лаборатории "по приложенному плану".

Но даже теперь, когда имелся правительственный указ о постройке лаборатории, Шумахер сумел на два года оттянуть начало строительства.

Наконец все препятствия были преодолены.

С чувством радостного ожидания проснулся Ломоносов рано утром 3 августа 1748 года.

Сегодня должно состояться событие, которого добивался он вот уже шесть лет: утром назначена закладка фундамента будущей химической лаборатории.

Рис. 7. План и внешний вид первой в России научной химической лаборатории, построений по инициативе М. В. Ломоносова в 1748 году

Быстро одевшись и выйдя из дому, он сразу же очутился на строительной площадке - лабораторию предполагалось построить шагах в сорока от его дома. На месте будущего строительства были аккуратно сложены заготовленные для постройки материалы. Ещё раз осмотрев выбранное место, Ломоносов пошёл домой завтракать. Вскоре пришёл и подрядчик, Михаил Иванович Горбунов, среднего роста человек с открытым и умным лицом. Вместе с ним пошёл Ломоносов на место стройки. Подошли и остальные лица, пожелавшие присутствовать на торжестве закладки лаборатории.

В молчании положен был первый камень фундамента.

Так началось строительство первой в России научной химической лаборатории.

Неустанно наблюдал Ломоносов за ходом строительства, заражая всех своей энергией. Не прошло и трёх месяцев, как лаборатория была готова.

Это было одноэтажное кирпичное здание, построенное на сваях. Лаборатория состояла из сводчатого зала и прилегающих к нему двух комнат или, как их называл Ломоносов, "камор".

Над зданием возвышались две трубы, одна - обеспечивающая вентиляцию, вторая - для отвода продуктов горения отопительной и многочисленных лабораторных печей. Одна из "камор" служила аудиторией; в ней читались лекции студентам и записывались результаты опытов. В ней же стояли весы. Во второй "каморе" помещался склад химической посуды и материалов.

Одновременно с постройкой лаборатории Ломоносов энергично хлопотал о приобретении необходимых для неё приборов. А так как "химик без знания физики подобен человеку, который во всём искать должен ощупом", Ломоносов оборудовал лабораторию наряду с химической аппаратурой всеми применявшимися в то время физическими приборами. Особенно большое взимание уделил он весам, ибо "без знания меры и веса мы не можем наверняка и без опасения ошибки воспроизвести желательное нам явление".

Приступив к занятиям в лаборатории, Ломоносов писал в Академию: "у долговременных опытов, которые несколько дней продолжаются, одному мне всегда быть нельзя, для того должно быть при мне такому человеку, который бы знал несколько химической практики и по моему указанию мог иногда и без меня один при экспериментах быть... Того ради Канцелярию Академии Наук прошу определить ко мне в лабораторию для вспоможения лаборатора".

Назначенный к Ломоносову для этой цели И. Менеке был первым лаборантом химической лаборатории.

Так возникла первая в России научная химическая лаборатория, созданная трудами и настойчивостью гениального русского учёного Михаила Васильевича Ломоносова.