Главa вторая. Профессура в Монпелье

10 мая 1841 г. Жерар прочитал свою первую лекцию. Она была посвящена происхождению органических веществ. Молодой профессор изложил новые идеи своего учителя Либиха о питании растений, почерпнутые из его книги «Органическая химия и ее приложение к земледелию и физиологии», недавно вышедшей в свет. Жерар перевел эту книгу на французский язык и был одним из первых, кто познакомил французских студентов и ученых с ее содержанием.

В письме своему брату Виктору Жерар рассказывает, как восторженно его приняла аудитория, как горячо ему аплодировали после первой лекции: «Многие университетские знаменитости и другие лица присутствовали на моей лекции; все меня засыпали поздравлениями, и поистине о лучшей встрече нельзя было даже мечтать» [1, стр. 52]. Об этом же он пишет Кауру: «Мои первые лекции были хорошо приняты, и я могу только хвалиться своей студенческой аудиторией, которая, между нами говоря, все время более многочисленна, чем у моих коллег. У профессора физики — три слушателя, иногда четыре; у профессора астрономии их два; у ботаника — 5 или 6; у зоолога — 2 или 3; никто не имеет десяти студентов. У меня обычно 40 или 50 слушателей. Если бы у меня не было бы этого маленького успеха, я бы совсем потерял всякое мужество» [9, т. II, стр. 5]. «Мой курс кончился торжественно: в конце лекции — залп аплодисментов, — писал он позже Кауру. — Но учтите, что на этой лекции я во время демонстрации опытов убил синильной кислотой кролика и произвел взрыв гремучей ртути. Вы понимаете, что это все их подогрело; хотят видеть дым, вот как!» [9, т. II, стр. 11].

Шарль Жерар (1844 г.)

Однако, несмотря на явный успех, Жерар не был удовлетворен своим новым положением. Его особенно угнетали скудость оборудования лаборатории и отсутствие необходимого обслуживающего персонала. В июне 1841 г. он жаловался Кауру: «Вы не можете себе представить, в каком ужасном беспорядке я нашел здесь все <...> Добавьте к этому, что нам дают 150 франков в год на все расходы для ведения курса и 300 франков на приобретение приборов, и Вы сможете понять, какая у нас нищета. На средства, которыми факультет располагает, можно, как Вы сами видите, только приобрести уголь для лаборатории. Я деморализован <...> Затем учтите, что препаратор по химии готовит одновременно и курс физики, а также курс ботаники, так что ему едва хватает времени для подготовки работ по химии <...> Больше того, нет слуги для уборки лаборатории; человек, который иногда приходит помыть посуду, в то же время является швейцаром факультета и слугой профессоров <...> Вы были бы очень любезны, мой дорогой Каур, если бы соблаговолили поговорить о моем положении с Дюма» [1, стр. 55].

Такие же жалобы находим мы и в письме брату Виктору, написанном месяцем позже: «Вне Парижа нет истинного научного развития. Правительство предоставляет так мало средств своим несчастным провинциальным факультетам, что не удивительно, почему здесь столько вялости и ничтожества. Мы находимся в таком нищенском состоянии, что я вынужден временно оплатить из своего кармана часть расходов для ведения моего курса» [1, стр. 57].

На письмо Жерара о плачевном состоянии лаборатории Каур ответил, что Дюма, со слов Балара, знает об этом, но все же настаивает, чтобы несмотря ни на что Жерар начал научно-экспериментальную работу, и обещает добиться ассигнования необходимых для этого средств. Жерар и сам прилагал все усилия для организации своей лаборатории; и первый же год пребывания в Монпелье он выполнил в ней ряд научных работ. В Париж были посланы для опубликования сообщения о методах получения валериановой и салициловой кислот, а также о тождестве «драконовой» кислоты, полученной Лораном, и «анисовой» кислоты, полученной Кауром. Кроме того, он сообщил об исследовании эфирных масел тмина.

Несмотря на обещания Дюма увеличить отпуск средств для лаборатории, положение не изменилось: на 1842 г. ассигновали всего 700 франков. Жерар все больше и больше надает духом. Он жалуется Либиху, что на факультете никто не ведет научной работы и поэтому никто его не поддерживает.

Несмотря на трудности, Жерар все же не хотел оставлять профессуру в Монпелье. Узнав, что из-за интриг некоторых влиятельных лиц его хотят заменить местным бездарным химиком, он попросил через Каура поддержки у Дюма и Тенара. Каур ответил, что парижские покровители Жерара советуют ему не обострять отношений с ректоратом и подготовить хорошую научную работу для Парижской академии наук. Лично он, Каур, предлагает ему послать в академию работу о классификации органических соединений. Дюма давал Жерару советы более общего характера. «Я советую Вам, — пишет он, — более чем когда-либо — осторожность, благоразумие и предупредительное отношение к окружающим. Сделайте так, чтоб Вас любили, это само по себе очень приятно, а кроме того — это средство сделаться счастливым и блаженным» [1, стр. 57].

Жерар последовал совету Каура и 5 сентября 1842 г. представил в Парижскую академию наук статью о классификации органических соединений [10]. С самого начала педагогической деятельности Жерар почувствовал, как затрудняет преподавание химии отсутствие единой рациональной классификации органических веществ, как необходима систематизация всего эмпирического материала, опирающаяся на опытные данные, а не на предвзятые гипотезы. И он приступил к этой работе. Уже в октябре 1841 г. он сообщает в Академию наук: «Я предполагаю представить ряд статей, в которых изложу опыты, предпринятые мною, чтобы связать между собой некоторые ряды органической химии и главным образом чтобы найти некоторый общий закон, который позволил бы координировать существующий разрозненный материал и установить на его основе систему классификации» [1, стр. 317].

Статья, представленная в академию, была предварительно напечатана в «Revue scientifique» [10]. Основной вывод статьи заключался в том, что для рациональной классификации органических соединений необходимо исходить из единого критерия установления химических формул. В качестве такого критерия автор предложил молекулярный объем вещества, находящегося в газообразном состоянии, считая, что в этом состоянии молекулярный объем всех веществ должен быть одинаковым. Такой вывод в те времена был очень смелым, так как химические формулы соответствовали тогда разным молекулярным ооъемам. Изменив химические формулы многих веществ, терар счел необходимым изменить ошибочные атомные носа некоторых неметаллов; его предложение об изменении атомных весов металлов было менее удачным.

Идеи Жерара были встречены в штыки большинством академиков. Об этом он пишет 27 сентября 1842 г. Кауру: «Тенар осудил главным образом выводы, которые я ючитал в Академии, ибо стиль этих выводов, по его мнению, не подходил бы даже такому ученому, как Лавуазье. Дюма, как Вы знаете, хотел бы, чтоб я выбросил всю теоретическую часть, так как Академии не нравится, когда другие, посторонние, выдвигают идеи, ибо она сохраняет за собой эту монополию. Реньо был задет тем, что я в такой откровенной форме показал, что его формулы стрихнина и кодеина ложны, и в то же время не сопроводил перечень моих опытов «взмахами кадила». Что Вам еще сказать? Даже о разбойнике и убийце нельзя было б сказать больше плохого, чем сказали сегодня обо мне». Далее Жерар описывает свою беседу с Тенаром. «Я ему преподнес оттиск моей работы; а он мне отвечает ворчливым тоном, который Вам известен: «Я совсем не доволен Вашей статьей». Я начинаю удивляться и робко просить его объяснения. Тенар повысил голос, я сразу подумал, что он меня съест. Он кричал вовсю, что моя работа не академична, что даже знаменитый Лавуазье не осмелился бы писать так, как я <...> что это не во французском духе, что воспитанный человек так не пишет. «К сожалению, — ответил я Тенару, — я не подхалим, когда у меня есть убеждение, я его выражаю без уверток», но <...> Тенар не дал мне кончить. Он кричал: «Я не люблю подхалимов, но я говорю Вам, что пять или шесть членов Академии держатся точно такого мнения о Вашей статье <...> Вы убеждены?» Я, плохо расслышав последнюю фразу и поняв ее, вероятно, в другом смысле, сказал: «Нет». Тогда Тенар разъяренно встает: «До свиданья, мосье! До свиданья, мосье!» Повторив это раз десять, он меня выставил за дверь (в буквальном смысле) в присутствии слуги. Я ожидал получить пинок ногой в <...>, удивляюсь, что мне на самом деле не дали пинка. Вот кто является истинным французом, по мнению барона Тенара, вот как университет обращается со своими членами. Это оскорбление вначале чуть было не лишило меня дыхания, я задыхался. Нескольких минут размышления было достаточно, чтобы я пришел в себя. Я не паду духом потому, что слишком люблю науку, но весь Париж узнает об этом красивом поведении Тенара и никто не удивится, если впредь моей ноги у него не будет. Поверьте мне, я спокоен: я внутренне удовлетворен тем, что выполнил свой долг, и, если бог мне поможет, я буду продолжать дальше свою работу, несмотря ни на какие превратности, которые меня ждут в будущем» [9, т. II, стр. 25].

Либиху Жерар пишет, что, по имеющимся у него сведениям, его неуспех в академии связан до некоторой степени с интригами бездарного химика Провостаи (Фердинанд Эрве де Ла Провостаи (de La Provostaye, 1812-1863) - физик и химик, преподаватель парижских лицеев. Его исследования о кристаллических формах винной кислоты и ее солей (1841-1843) были повторены Пастером и оказались ошибочными), который добивается места профессора в Монпелье.

Обида Жерара на корифеев науки вполне понятна, но он не прав, считая причиной отрицательного отношения к своим новым идеям интриги или дурной характер того или иного академика. Причина гораздо глубже и гораздо принципиальнее. Это его совершенно новый подход к установлению химических формул, подход, противоречащий дуалистической концепции, господствовавшей тогда в химии. И это господство еще не поколебали успехи нового направления в химии, выраженного теорией замещения Лорана и Дюма.

Холодный душ, который получил Жерар в Академии наук, не погасил творческого пыла ученого, и он продолжал поиски истины. В июне 1843 г. Жерар опубликовывает статью «Соображения об эквивалентах простых и сложных тел» [11], где развивает идеи, изложенные ранее в статье, направленной в академию. Он доказывает, что принятые тогда дуалистами химические формулы органических соединений удвоены по сравнению с истинными. Выходит в свет его работа о «сочетанных солях», во время летних каникул он заканчивает первую часть «Краткого учебника органической химии» [12]. Наряду с теоретическими исследованиями он ведет большую экспериментальную работу по изучению свойств алкалоидов.

В августе 1843 г. Жерар после пятилетней разлуки приехал в родительский дом. Встреча была очень теплой, состоялось окончательное примирение с отцом, который наконец понял, что его сын выбрал правильный жизненный путь.

Отдохнув под родительским кровом, Жерар отправился в Париж. Там он впервые встретился с Вюрцем, работавшим в то время заведующим лабораторией (chef des travaux) на медицинском факультете университета. Вюрц согласился перевести «Краткий учебник» Жерара на немецкий язык (Этот перевод (в двух томах) вышел в свет в 1844-1846 гг. в Страсбурге). Сам Жерар этим заняться не мог, так как он работал над переводом второго издания книги Либиха «Органическая химия в применении к земледелию и физиологии». Кроме того, Либих предложил ему добавить к этому изданию обзор работ французских ученых в этой области. При этом глава немецких химиков пишет своему бывшему ученику: «Вы за последние годы сделали столько же, сколько все французские химики, вместе взятые. Жаль, что Вы находитесь не в Германии» [1, стр. 463].

Начало 1844 г. Жерар ознаменовал выпуском статьи о продуктах сухой перегонки роданистых соединений, в которой смело оспаривал теорию радикалов Лпбиха л доказывал обоснованность теории типов Дюма. Естественно, последний был доволен, что его ученик поддерживает его идеи и выступает против идей Либиха. В устном отзыве о первой части «Краткого учебника» Жерара, где автор выдвигает на первый план теоретические вопросы на прочной основе фактов и применяет свою новую систему атомных весов и формул, Дюма высказался следующим образом: «Автор (Жерар) больше, чем кто-либо, мог убедиться в недостаточности теории радикалов, принятой Либихом в качестве основы его труда <...> Учебник Жерара представляет систему идей, связанную с работами, выполненными в течение нескольких лет во Франции, и этот учебник будет много способствовать распространению тех идей, которые я со своей стороны уже давно стараюсь распространить на своих лекциях» [1, стр. 78].

В этом же году произошло важное событие в личной жизни Жерара, которая до того времени складывалась далеко не счастливо. Два года назад он, по-видимому, был влюблен и собирался жениться. Но роман оказался неудачным. Это настолько сильно повлияло на чувствительную натуру Жерара, что он тяжело заболел. Может быть, его брак расстроили какие-то материальные соображения, так как он писал брату: «У меня вызывает отвращение, когда вижу, что мужчины считают женщину товаром, а брак — коммерческой сделкой» [1, стр. 71].

Титульный лист «Краткого учебника органической химии» Жерара

И вот в мае 1844 г. Жерар женился на шотландке Джейн, дочери эдинбургского врача Джеймса Сендерса. Сендерс приехал в Монпелье, где собирался отдохнуть и поправить свое пошатнувшееся здоровье. Однако болезнь оказалась запущенной, и через несколько месяцев он умер. Подготовка сыновей Сендерса к поступлению на филологический факультет университета в Монпелье задержала отъезд осиротевшей семьи на родину. Дочери покойного врача, Джейн и Мэргерит, изредка посещали лекции молодого профессора истории Тайяндье. Жерар был близким другом Тайяндье и часто бывал на его лекциях. Обаятельные девушки привлекли внимание друзей, и знакомство состоялось. Судьбе было угодно, чтоб Жерар и Джейн полюбили друг друга, и немного времени спустя Жерар попросил ее руки. Либих, поздравляя Жерара, пишет: «Ваша женитьба является самым разумным, что Вы сделали в Вашей жизни, ибо для успокоения Вашей пылкой крови Вам нужна была женщина. Я искренне поздравляю Вас с тем, что Вы избрали англичанку, и с тем, что Вы вытянули такой завидный лотерейный билет» [1, стр. 85]. Это счастливое событие совпало с другим, тоже важным и приятным событием. За день до свадьбы Жерар узнал о своем утверждении в штатной должности профессора органической химии в университете в Монпелье. «Сразу две удачи», — в восторженном тоне сообщает он матери.

Летом Жерар и его молодая жена отправились в свадебное путешествие. Они побывали в Страсбурге у родителей Жерара, пожили в окрестностях этого города, а затем отправились в Баден-Баден. Они наслаждались красотой всех этих живописных мест, хорошо отдохнули в кругу родных. Пожалуй, это был единственный полный отдых Жерара за всю его короткую жизнь. Его женитьба оказалась очень удачной. Джейн Сендерс стала настоящим другом Жерара, чутким, внимательным, готовым прийти на помощь в трудную минуту. Она жила его интересами, делила с ним редкие радости и частые невзгоды. У них было трое детей. Старший сын, Шарль Джеймс, окончил Политехническую школу в Париже и стал инженером; младший сын Гастон Виктор умер в возрасте 25 лет; единственная дочь Жерара Джейн Мэргэрит вышла замуж за военного врача. После смерти Жерара жена и сын Шарль, свято чтя его память, тщательно, с любовью собирали все, связанное с жизнью и деятельностью замечательного ученого. Благодаря их трудам многие поучительные и интересные подробности биографии Жерара дошли до наших дней.

Осенью Жерар защитил в Страсбургском фармацевтическом институте диссертацию под названием «Образование и конституция этилового эфира» и получил степень доктора фармации. В этой работе он снова оспаривает дуалистические вгляды Берцелиуса и Либиха и высказывает более правильные идеи. Степень доктора фармации давала Жерару право занять вакантную должность профессора в фармацевтическом институте в Монпелье.

К 1844 г. относится еще одно очень важное событие — Жерар сблизился и подружился с Лораном. Их познакомил Кеневилль еще осенью 1843 г., и, по-видимому, между ними сразу же возникла симпатия. Они откровенно обменялись своими взглядами, долго беседовали о трудностях борьбы с представителями официальной науки. Между учеными установилась тесная дружеская связь, сопровождавшаяся интенсивной и содержательной перепиской, которая с небольшими перерывами длилась с 1844 по 1848 г. В одном из писем Кауру Жерар пишет о Лоране: «Я никогда не видел человека, столь богатого идеями. Его письма для меня нечто очень ценное; я изучаю их, как Евангелие» [1, стр. 147].

Жерар предложил Лорану издавать совместно научный химический журнал, который подробно освещал бы работы ученых провинциальных университетов и таким образом противодействовал «всесилию Парижа». Лоран охотно согласился. Оба они встретили холодное и даже враждебное отношение к своим идеям со стороны видных химиков Франции, и такой журнал, по их мнению, мог бы служить трибуной для борьбы за торжество новых идей. Они хотели привлечь к работе в журнале Либиха и Гофмана, но из этого ничего не получилось. Первый номер журнала под названием «Comptes rendus des travaux chimiques» (Последний (седьмой) том журнала вышел в 1852 г. под редакцией Лорана, Жерара и Шанселя) («Отчеты о работах по химии») вышел в феврале 1845 г. В предисловии к нему Жерар сообщает, что в новом журнале будут излагаться и критически оцениваться работы не только французских ученых, но и химиков других стран. Необходимость в таком журнале объясняется тем, что не всегда ученые беспристрастны к работам своих зарубежных коллег. Например, известный химик севера (Берцелиус) плохо относится к тем работам французских химиков, которые не соответствуют его воззрениям. Одна из целей нового журнала — протестовать против такой пристрастности «и содействовать распространению новых идей, которые в течение последних нескольких лет двигают науку вперед» [1, стр. 91].

Официальная наука Парижа плохо встретила новый журнал. Как пишет Лоран Жерару, все считают это издание большой дерзостью: «Начинающий — против патриарха химии! <...> Меня спрашивают, как я смог объединиться с таким молокососом, как Вы? <...> с таким легкомысленным и бесхарактерным человеком?» [1, стр. 92].

Кеневилль увидел в новом журнале сильного конкурента своему «Научному обозрению» и, чтобы избавиться от него, решил поссорить Лорана с Жераром. «Жерар создает себе бесчисленных врагов,— пишет он Лорану,— которые потом обрушат всю свою ненависть и на Вас. Все химики Вас очень любят, а Ваше сотрудничество в этом журнале приведет к тому, что Вы потеряете это уважение. Верьте мне, оставьте его и вернитесь к вам» [9, т. I, стр. 57].

За рубежом новый журнал был принят хорошо, идеи Лорана и Жерара нашли там благожелательный отклик.

В мае 1845 г. Жерар предложил Лорану встретиться в Париже, чтобы подробно обсудить вопросы, связанные с изданием журнала. Но Лоран не мог позволись себе поездки в Париж: «Я так стеснен своими 3800 франками [в год], что вынужден каждый день рассчитывать, класть один или два кусочка сахара в мою чашку кофе. Отправиться в Париж после того, как я совершил поездку на пасхальные каникулы, будет для меня несколько трудно» [1, стр. 95]. Тогда Жерар сам приехал к Лорану в Бордо, и три дня друзья обсуждали волновавшие их вопросы.

Из Бордо Жерар поехал в Париж. Его последняя работа об анилидах произвела на парижских химиков хорошее впечатление, и корифеи смягчили свое отношение к нему. «Тенар пригласил меня на будущее воскресенье на завтрак, — пишет Жерар жене. — Впервые он делает мне такую честь».

Химическая секция Парижской академии наук выдвинула кандидатуры Жерара и Лорана в члены-корреспонденты. Кандидатуру первого отклонили, избрали только Лорана, но Жерар был искренне рад за друга, ибо считал его вполне достойным этого звания.

Вскоре после выборов Лоран переехал в Париж. В октябре 1845 г. он представил в академию статью «О способах соединения веществ», в которой критиковал теорию радикалов. При этом Лоран отмечает следующее странное обстоятельство: он и Жерар, исходя из своей системы вывода и проверки химических формул, убедительно доказали ошибочность многих химических анализов, но несмотря на это их идея о «гидратированных кислотах» (водородная теория кислот), противоречащая дуалистическим представлениям, не признается учеными. В академии статья Лорана встретила ироническое отношение, многие ученые порицали его. Лоран спешит сообщить обо всем этом Же-рару, и тот, отвечая ему, выдвигает следующее предложение: «Мне пришла в голову мысль. Возможно, что нам следовало вместе направить в Академию письменное заявление, нечто вроде манифеста, в котором мы бы потребовали от химиков, чтобы они нас опровергли. Видите ли, надо нападать открыто, ибо, если дискуссия не будет перенесена в Академию, никто не обратит на нас внимания» [9, т. II, стр. 106].

Огюст Лоран

Жерар и Лоран мечтали жить в Париже и работать там вместе, вместе бороться за признание своих идей. Но осуществить эту мечту было трудно. Представители официальной науки не хотели помочь Лорану устроиться в Париже; наоборот, министр Сальванди (Нарсис Ашилъ граф ве Салъванди (Salvandy, 1795-1356) - писатель и реакционный политический деятель; министр народного просвещения (1837-1839 и 1845-1848 гг.)) хотел заставить его вернуться в Бордо. С большим трудом и только благодаря поддержке Пуйе (Клав Серее Матиас Марк Ролан Пуйе (Pouillet, 1790-1868) - физик, профессор Сорбонны, член Парижской академии наук), высоко оценившего работы Лорана по кристаллографии, ему удалось остаться в Париже. Но получить там работу Лоран не смог, и причиной этому послужило отрицательное отношение корифеев к его идеям. Например, Шеврель писал Шанселю следующее: «В Вашей последней статье Вы, мне кажется, разделяете взгляды Лорана. Это абсурд, архиабсурд, так же, как и эквиваленты Жерара. Я не отдам свой голос человеку, который придерживается таких взглядов» [1, стр. 109].

Выступление Лорана и Жерара против теории радикалов вызвало недовольство Либиха. Но более серьезным поводом для обострения отношений послужило следующее. Исследуя роданистые соединения, Либих пришел к заключению о существовании сложного радикала меллона C₆N₈ (в наших обозначениях C₃N₄, который образует ряд соединений — меллонидов. Формулы, предложенные Либихом для этих соединений, противоречили правилу четности Жерара и Лорана, и они решили проверить его опыты. В результате французские учеоые установили, что и анализы и формулы Либиха неверны: меллон содержит еще и водород, а так называемые меллониды являются смесью полимеров различных цианамидов. Еще до начала исследований Жерар писал Либиху о своих сомнениях в правильности формул меллонидов, но Либих ничего не ответил, что весьма удивило Жерара, всегда бывшего в хороших отношениях с Либихом. «Он мне еще не ответил, — сообщает Жерар Лорану. — Я напишу ему еще раз. Я не хотел бы поссориться с ним публично, хотя его меллониды противоречат нашим взглядам и надо бы их критиковать» [1, стр. 103].

В сентябре 1845 г. Жерар и Лоран сообщили на заседании Академии наук о своей работе, оспаривавшей взгляды Либиха. Два месяца спустя Либих написал памфлет под названием «Господин Жерар и органическая химия» [13], и Кеневилль опубликовал его в своем журнале. Форма и содержание памфлета не делали чести знаменитому немецкому химику. Он утверждал, что Жерар и Лоран вообще не исследовали производных меллона и поэтому все их выводы ложны, назвал Жерара «разбойником с большой дороги», присваивающим себе чужие работы. Кроме того, он указал, что в жераровском «Кратком учебнике» многое принадлежит не автору, а Персо, а то, что принадлежит Жерару, «является памятником разочарования и произвола, который еще не встречался в научной литературе». Либих подверг резкой, несправедливой критике жераровские исследования бруцина, индиго, хинолина и других соединений, сделал много клеветнических выпадов против Жерара и Лорана. В результате всего он предал их «научной анафеме» [1, стр. 119].

Печальный факт, — но никто из французских химиков не выступил в защиту Жерара и Лорана. В печати появилось лишь одно, да и то анонимное письмо (его приписывают Пелузу), в котором осуждался грубый тон Либиха, но не было защиты работ и идей Жерара и Лорана. Многие химики (например, Миллон (Никола Огюст Эжен Миллон (Millon. 1812-1867) - химик, профессор госпиталя Валь де Грас)), наоборот, даже одобряли нападки Либиха.

Друзья-ученые были возмущены поведением Либиха. Удивило ли оно их, трудно оказать, так как Лоран вспоминает, что еще в 1838 г. Либих нападал на него из-за того, что он указал маститому ученому на ошибочность его анализа нафталина; время показало, что в этом споре прав был Лоран. Тогда Лоран поехал к Либиху, чтобы доказать ему свою правоту, и Либих дал дружеское обещание: «Я был неправ, не будем больше об этом говорить. Другой раз, когда буду что-то писать против кого-то, я спрячу написанное в ящик своего письменного стола и буду хранить это шесть месяцев» [1, стр. 121], о котором, по-видимому, забыл.

Жерар и Лоран послали Либиху ответ: «Господин барон! Вы недавно опубликовали против нас брошюру, в которой нападаете на наши работы самым оскорбительным образом. Вы вольны считать их плохими, Вы также вольны нападать на нас в таком стиле, от которого краснеет каждый воспитанный человек. Вы сами несете ответственность за Ваши выражения. Но Вы не имеете права клеветать на нас; Вы не имеете права называть нас лжецами, разбойниками с большой дороги и говорить публично, что для опровержения Ваших теорий мы обманули Академию наук, послав туда 22 сентября прошлого года сообщение об опытах, которые не существуют, которых мы якобы никогда не делали.

Еслы бы Вы были французом, господин барон, мы могли бы привлечь Вас за эти клеветнические измышления к ответу перед судом, ибо эти опыты проводились в Париже в лаборатории Пелуза, чаще всего в присутствии самого Пелуза и его сотрудников, над веществами, полученными от Пелуза, или в Монпелье в лаборатории факультета естественных наук, частично с веществами, полученными также от Пелуза, и частично с веществами, приготовленными в этой лаборатории. Полученные новые вещества были показаны многим лицам, в том числе и декану факультета.

Все это уже достаточно показывает, какое значение имеют Ваши прочие утверждения. Но Вы иностранец. Вам обеспечена безнаказанность, и у нас нет другого средства бороться с Вамп, как обратиться к общественному мнению.

Будьте так добры, господин барон, признайте нашу жалобу справедливой и возьмите свои слова обратно. Примите наши усердные приветствия» [1, стр. 121—122].

Либих адресовал свой ответ только Лорану: «Разрешите мне сказать Вам, что мысль объединиться с Жераром была самым большим Вашим несчастьем, которое могло с Вами случиться. Я предсказывал Жерару, что он пропадет. Я предупреждал его много раз, но он этого сам хотел. Пусть он говорит обо мне всякое воображаемое зло, но Вы должны понять, что его дело проиграно. Чтобы выступить, я ждал не шесть месяцев, а целых три года, пока эта манера Жерара обращаться с наукой не стала невыносимой. Самый лучший совет, который Ваши друзья могут Вам дать, — это оставить Жерару заботу об окончании спора. Если Вы присоединитесь к нему, Вы будете единственным, кто потеряет на этом деле, ибо ему уже нечего терять. Прочтите мою статью и скажите сами, есть ли в душе этого человека правда? Я не люблю и никогда не буду любить тон, которым Вы говорите о мнениях других химиков, но я Вас считаю человеком исключительной честности и порядочности, который пал жертвой непостижимого рока, связав свою судьбу с бесхарактерным и аморальным человеком. Я сам никогда никому не позволю нападать на меня несправедливо и безнаказанно» [1, стр. 125].

Из этого письма видно, что Либих относился отрицательно к новым идеям Жерара еще тогда, когда тот только что выступил с ними, когда между учителем и учеником еще были хорошие отношения. Либих открыто не сказал об этом. Его отрицательное отношение крылось в советах не заниматься теоретическими вопросами, так как Франция — неблагоприятная почва для развития теорий.

Лоран ответил Либиху не письмом, а статьей в «Научном обозрении», из которой видно, что ничего не может поколебать его веру в Жерара. «Я всегда встречал на своем пути Вашу ненависть. Восемь лет назад я просил место препаратора, мне ответили: «Ваши работы по нафталину — плохие; это сказал Либих». Сегодня я даю уроки, чтобы прокормить свою семью; я злоупотребляю любезностью одного лица, которое соглашается предоставить мне свою лабораторию, чтобы я мог опровергнуть Ваши ошибочные выводы. Кто захочет оказать мне теперь помощь, когда Вы меня изображаете лжецом и сообщником разбойника с большой дороги? Это Вы, окруженный почестями, пресыщенный богатством, это Вы уже третий раз опускаетесь до того, чтобы играть роль гнусного клеветника; это еще Вы, новый барон (За свои научные заслуги Либих получил в 1S45 г. титул барона), который решил отомстить своему старому другу Жерару за то, что он по некоторым вопросам науки придерживается других взглядов, чем Вы, и Вы не побоялись бросить ему в лицо позорные слова — разбойник с большой дороги» [1, стр. 126].

В этом резком споре французские ученые заняли нейтральную позицию, хотя имели полную возможность проверить выводы Жерара и Лорана о меллонидах Либиха. Только в газете «Epoque» появилась статья, написанная в благожелательном тоне, но содержащая упреки Жерару и Лорану в непочтительном отношении к знаменитым химикам — Либиху и Берцелиусу.

Все это, конечно, весьма затрудняло утверждение научных идей Жерара и Лорана. В мае 1846 г. Лоран пишет Жерару: «Запомните следующее: с нами нет никого; мы можем только сказать, что Пелуз не против нас. Что касается других — Дюма, Балара, Тенара, Реньо, Шевреля, то они хотят видеть нас «погребенными» в провинции, чтоб о нас больше не слышали» [1, стр. 141].

И Лоран был прав, видя в этих ученых врагов. Например, Балар, предшественник Жерара на кафедре в Монпелье, написал на последнего клеветнический донос. «Я давно подозревал, что Балар относится ко мне неблагожелательно, — писал Жерар Лорану, — но не был уверен в этом. Сегодня у меня уже нет никаких сомнений. Представьте себе, что вчера мой декан получил от Балара письмо, в котором он приписывает все мои работы моему лаборанту и в котором пишет, что я должен заплатить лаборанту деньгами за все выполненные им работы! И он предлагает, что я нанял себе одного или двух молодых людей, которые помогали мне в моих работах, и что я им платил по нескольку сот франков в год. Вы понимаете, что это за клевета? В то время как в действительности мой лаборант даже не следил за порядком в шкафу с реактивами и я вынужден все делать сам! Таким образом, Балар (и Дюма, который теперь единодушен с ним) сегодня поддакивает моим врагам. Кроме того, Балар говорит, что я пренебрегаю моими обязанностями преподавателя, в то время как у меня на лекциях всегда больше студентов, чем у кого-либо; он упрекает меня в том, что я излагаю на лекциях содержание своих работ <...> дальше он меня упрекает, что я использую все деньги, которые выделяются для ведения моего курса, на свои исследовательские опыты, в то время как здесь ничего не было, когда он был профессором этой кафедры, и все, что теперь имеется здесь, приобрел я! Во всяком случае здесь теперь все имеет какой-то вид, в то время как при Баларе это была конюшня!» [9, т. I, стр. 183].

Подобные выпады клеветников, по-видимому, устраивали реакционное правительство, которое вообще было против того, чтобы профессора использовали лаборатории учебных заведений для научных исследований; в 1840 г. министр Сальванди издал приказ в этом духе.

В летние каникулы 1846 г. Жерар едет в Париж, чтобы встретиться с Лораном. Но пробыл там он очень недолго, так как, несмотря на обещанный творческий отпуск, 16 августа его отозвали обратно в Монпелье и отказали в отпуске. Жерар подозревал, что это дело рук Дюма; еще весной между ними начал назревать конфликт, поводом для которого послужил спор о приоритете в установлении гомологии как общей закономерности для органических соединений. Сотрудники Дюма — Фавр и Зильберман — утверждали (1846), что эту закономерность открыл Дюма. Жерар тоже вспоминает, как в беседе с ним, примерно два года назад, Дюма пытался назвать себя автором открытия гомологии, ссылаясь на свою работу о типе спирта, альдегида, кислоты и т. д. Но, пишет Жерар Лорану, «я ему указал, что во всех его рядах (series) не было ни малейшего сходства с моими [гомологическими] рядами. Тогда он уже больше ничего не сказал» [9, т. I, стр. 178].

Вначале Дюма не выступал открыто по этому вопросу, но через год он сам заговорил о своем приоритете, и конфликт разгорелся вновь. По-видимому, выступление Дюма объясняется ухудшением отношений между ним и Лораном. Осенью 1847 г. Лоран читал лекции по химии в Сорбонне, излагая ее на основе унитарных (антидуалистических) воззрений. Студенты встречали его лекции громкими аплодисментами. Но результатом этого успеха был приказ министра Сальванди о немедленном возвращении Лорана в Бордо. «Вот что значит иметь больших покровителей, — пишет Жерару Лоран, — вот куда нас приводит манера писать SO₄K₂, когда все пишут SO₃KO. Что касается Вас, то извлеките пользу из моего случая: пишите SO₃КО» [9, т. I, стр. 246]. Поскольку Дюма пользовался большим влиянием у министра народного просвещения, Лоран и Жерар заподозрили, что приказ — дело рук Дюма, и Жерар написал ему письмо, полное упреков: «Что Вы делаете с Лораном? Он мне написал письмо с жалобой на то, что его высылают из Парижа. Это мне кажется невероятным. Так как Сальванди знает химиков только с Ваших слов, то, очевидно, Вы побудили его отнять у Лорана право преподавать в качестве заместителя. Я считаю, что для университета позор не давать этому человеку возможности заниматься наукой, чтобы не умереть с голоду; университет имеет, между прочим, в своих рядах немного таких голов, как его голова» [9, т. I, стр. 249].

Лоран отказался вернуться в Бордо и вновь остался без работы.

Фотокопия отрывка письма Лорана Жерару

Фотокопия отрывка письма Лорана Жерару

Здесь мы приведем фотокопию отрывка одного из писем Лорана Жерару. Рисунки и карикатуры, которые мы видим, очень характерны для писем Лорана; с их помощью он пополнял изложение своих мыслей. В приводимом отрывке Лоран нарисовал шаржи на французских ученых: в первом ряду — Балар, Жерар и Пелуз; во втором — Дюма (с двуликой маской), Лоран и Тенар. В начале письма Лоран высмеивает сложную номенклатуру химических соединений, предложенную Гмелином, а далее пишет: «Вы смеетесь, думая, что автор «хлородилюза» (Гмелин. — М. Ф.) не может выделывать «батти-батти». Перестаньте заблуждаться — «хлородилюз» это большой обман.

Вот один из каламбуров: «как Вы беседуете с женой». Покажите ей этот маленький ребус, который я сочинил для мадам (изображены Жерар с женой на прогулке. — М. СР.).

Какая собачья жизнь! У меня нет ни копейки [в кармане]. У меня всего один несчастный урок — за один час и три четверти мне платят 5 франков; это все, что я смог найти с тех нор, как я в Париже. Через несколько месяцев мне придется броситься в [Сену] (Нарисован человек, бросающийся в Сену. — М. Ф.).

Эх, в химии ничего нового! Ваши Comptes rendus (журнал «Отчеты о работах по химии». — М. Ф.) очень бледны! Между прочим, г-н Фавр разгневан против Вас; он нападает на Вас со всех сторон. Он очень оскорблен тем, что Вы написали, что разложение закиси азота (о котором сообщил Фавр. — М. Ф.) было известно и раньше. «Где он видел, что этот факт не является новым? О нем нет ничего ни в учебнике [Тенара], ни у Берцелиуса» [говорит Фавр]. Я ему указал, что об этом есть у Гмелина, что Пристли впервые наблюдал это явление. Несмотря на это, он все же считает, что Вы неправильно поступили, написав об этом. Он сказал, что Вы занимаетесь личными вопросами, а не наукой. Вы здесь не совсем непогрешимы. Перестаньте критиковать и пишите Ваши Comptes rendus сжато, серьезно и точно (При выходе первого выпуска «Comptes rendus» Жерар обещал в предисловии, что журнал бидст писаться «сжата, серьезно и точно»). Когда пойдет речь об этих господах, не пишите ни одного порицания, но также ни одного хвалебного слова; давайте только изложение факта и его оценку — вот и все.

Еще одна личность, которая Вас сильно презирает, — это г-н Помаред; он говорит, что Ваши эквиваленты принадлежат ему. Я ему закрыл рот и заставил его признать, что он никогда не читал Вашу книгу и что он не имеет ни малейшего представления о Ваших эквивалентах. Тогда он у меня попросил эту книгу, чтоб ее прочесть. Я ему ее одолжил, и он после этого сказал Шанселю: «Эта книга — полная неразбериха». Проглотите и это. О. Л.»

Титульный лист учебника Жерара «Введение к изучению химии по унитарной системе»

В декабре 1847 г. Лоран сообщает Жерару, ч,то «война снова объявлена». Под этим он подразумевает выступление Дюма с претензией на приоритет в открытии гомологии. Здесь следует отметить, что гомология отдельных классов органических соединений была замечена и до Дюма и до Жерара. Шиль (Якоб Генрих Вильгельм Шиль (Schiel, 1813-1889) - химик, приват-доцент Гейделъбергского университета) еще в 1842 г. подметил сходство состава отдельных спиртов, но не указал, в чем именно оно заключается, и ошибочно причислил глицерин к одноатомным спиртам. Год спустя Дюма указал, что подобная аналогия существует в ряду жирных кислот [14, 15]. Тиффено (Марк Эмиль Пьер Адольф Тиффено (Tiffennu, 1873-1945) - симик, специалист по химии алкалоидов, член Парижский академии наук) считает, что Дюма открыл эту закономерность под влиянием новых идей Жерара, изложенных им в статье о классификации органических соединений (1842); сам Дюма признал тогда, что «формулы (гомологов жирных кислот. — М. Ф.) подтверждают эквиваленты Жерара» [1, стр. 254]. Жерар в своем «Кратком учебнике» (1844), исходя из предложенных им химических формул и классификации, приходит к выводу об общей закономерности гомологии для всех органических соединений, правильно указав на существование постоянной разности в составе каждых двух соседних членов гомологического ряда. Из всего сказанного видно, что притязания Дюма не были серьезно обоснованными.

Идеи Жерара и Лорана, с таким трудом пробивавшие себе дорогу во Франции, довольно легко получили признание за рубежом. В Германии Гмелин (Леопплъд Гмслин (Gmelin, 1788-1853) - химик, профессор Гейделъбергского университета; автор многотомного справочного руководства по химии (4-е издание в 13 томах начало выходить в 1843 г. и было закончено Краутом в 1870 г.)) применил в своем справочном руководстве классификацию органических соединений, основанную на теории ядер Лорана; в Канаде Хант (Томас Стерри Хант (Hunt, 1820-1892) - химик и геолог, профессор университета в Квебеке, затем в Монреале и Бостоне) отказывается от дуалистической теории и принимает воззрения Жерара, о чем извещает его письмом; об успехе идей Лорана и Жерара в Англии сообщает Жерару Грегори (Вильям Грегори (Gregory, 1803-18S8) - химик, ученик Либиха, профессор университета в Глазго, затем в Эбердине и Эдинбурге).

В 1847 г., в год смерти своего отца, Жерар начал писать новый учебник «Введение к изучению химии по унитарной системе». В предисловии к нему он так охарактеризовал свои задачи: «Я старался <...> насколько возможно, сочетать в изложении явлений точность с ясностью, приняв за образец математиков, которые всегда предварительно определяют смысл каждого термина. Настанет время, когда учебники химии будут писаться так, как теперь пишется геометрия или алгебра; только таким образом химия может распространиться в массы. Наши теперешние химические учебники скорее сборники рецептов, описания аппаратов, полезных применений и т. д. В них чистая наука недостаточно отделена от прикладной части» [16, стр. VIII]. Новый учебник явился стройным изложением основных понятий унитарной системы. В нем впервые в духе идей Жерара и Лорана дано определение понятий «молекула», «атом» и «эквивалент».

Февраль 1848 года. В Париже вспыхнула революция, возбудившая у Жерара и Лорана много радужных надежд. В марте Жерар, получив временный отпуск, отправился в столицу Франции, чтобы поработать вместе со своим другом и соратником Лораном.