Ухудшение положения рабочих во Франции к концу 1840-х годов, в связи с разразившимся экономическим кризисом, приведшим к еще большему обострению классовой борьбы, и борьба за власть внутри самой буржуазии против диктатуры финансовой аристократии привели к революционному взрыву в феврале 1848 г.
Сложная политическая обстановка не могла не отразиться на научной жизни Франции середины XIX в. В период Июльской монархии, когда безраздельно господствовала финансовая аристократия, условия для развития передовой науки были неблагоприятными. На образование уделялись весьма скудные средства, в особо тяжелом положении оказались провинциальные университеты. В высших учебных заведениях, особенно парижских, имело место кумовство, власть захватили немногие «избранные» ученые. Парижская академия наук стала оплотом консерватизма и научной монополии. Естественно, что идеи Жерара, которые должны были революционизировать химию и вывести ее из тупика, были встречены там в штыки.
Н. Н. Соколов (Николай Николаевич Соколов (1826-1877) - химик, ученик Либиха, профессор университета в Петербурге, затем в Одессе; с 1872 г. - профессор Лесного института в Петербурге. Совместно с А. Н. Знгелъгардтом (1832-1893) издавал первый в России «Химический журнал» (1859-1860). Был убежденным сторонников воззрений Лорана и Жерара), работавший с Жераром в 1852 г. в Париже, так описывает отношение представителей официальной науки к Жерару и Лорану. «Злой мачехой была Франция для них при жизни, тем же остается и по смерти их; только в ней одной нет представителей их школы. Конечно, есть и там люди, понимающие невозможность или по крайней мере трудность какого бы ни было прогресса вне начал, положенных Жераром и Лораном, но, страшась влияния, сломившего самих учителей и еще существующего, они не смеют прямо и откровенно поднять знамя, ими руководящее» [17, стр. 114].
Революция 1848 г. возбудила у Жерара надежду на изменение его научной судьбы, на создание более здоровой обстановки для развития передовых теорий.
Приехав в Париж в самый разгар политических событий 1848 г., Жерар становится горячим сторонником революции. Он не просто симпатизирует революционным демократическим идеям, но принимает активное участие в революционном движении. Симпатии Жерара к идеям революции 1848 г. не случайны. Еще в 1846 г. на страницах местной газеты Монпелье он критиковал действия правительства и защищал демократические свободы. Те-нар через Лорана предупредил Жерара о пагубных последствиях таких выступлений для его карьеры. Лоран в письме Жерару приводит следующую выдержку из письма Тенара: «Ректор из Монпелье написал министру, что господа Жерар, Марие, Тайяндье и др. выступили в газете «Независимый», издаваемой в Монпелье, со статьей, в которой критикуют: 1. Наши политические учреждения. 2. Правительство. 3. Конституцию. 4. Короля и его священные права, которые он имеет от нации. Правда, эти господа (Жерар и др. — М. Ф.) являются несменяемыми, но в распоряжении министра всегда найдутся тысячи средств заставить их молчать <...> Скажите, таким образом, Жерару, чроб он воздержался писать, пусть даже о науке, в какой-либо газете» [1, стр. 146].
Но когда началась революция, отношение парижских ученых к Жерару резко изменилось. «Ты не можешь себе представить, — пишет он жене, — как меня теперь окружают вниманием <...> Я теперь разговариваю с ними (представителями официальной науки. — М. Ф.) с поднятой головой, и так как они уже давно знают, что я человек с независимыми взглядами, они меня теперь боятся» [1, стр. 173]. В другом письме Жерар описывает свою встречу с Дюма: «Я вчера пошел встретиться с Дюма, чтобы просить у него объяснения по поводу его обвинений, выдвинутых им против меня в беседе с Лораном; далее я жаловался на его поведение по отношению ко мне и упрекал его в том, что он был причиной плохого отношения ко мне министра Сальванди. Дюма, вначале недовольный и холодный, рассердился и был, мне кажется, готов выставить меня за дверь; тогда я, не знаю как это произошло, начал ему указывать на то, что его политическое поведение в последних событиях было весьма недостойным (Жерар имел в виду политическую «перекраску» Дюма, выступившего в защиту республики, хотя до революции он открыто защищал реакционное правительство). Он сейчас же стал робким как овечка, он испугался. Я тогда изменил тактику и сказал ему, что он поступил неправильно, когда отказался от прекрасного положения, которое мог занимать в науке, чтобы заняться политикой и административной работой, что только один он мог понять мои идеи (Лорана и мои) и что было печально видеть, как столько бездарностей достигало успеха благодаря протекции и благосклонной поддержке. Дюма тогда стал уверять меня в своей преданности науке; он начал отрицать свою враждебность по отношению ко мне и заплакал. Был ли он тогда искренен? Не знаю, но хочу ему верить. Он мне несколько раз пожимал руку та прощание, и мы расстались очень хорошо <...> никто еще не смел сказать ему так откровенно правду в глаза, как я» [1, стр. 174]. Позже, с изменением политического положения Франции, изменились и отношения Дюма к Жерару, тем более что Дюма оказался в лагере победившей реакции и достиг высоких правительственных постов, а Жерар остался активным сторонником социалистов.
Для Франции и особенно Парижа было характерно научное «совместительство»: часто бывало, что ученые, пользовавшиеся благосклонностью правительства, занимали несколько кафедр одновременно. После Февральской революции началась борьба против «совместителей». Безработные интеллигенты собирали подписи на петициях Временному правительству, в которых просили издать закон о запрещении совместительства. Жерар в революционной газете выступал против старых порядков в научном мире и разоблачал монополистов в науке: «Кафедра является не более непоколебимой, чем королевский трон, а научные «династии» должны быть не в большем почете, чем королевские династии» [1, стр. 174].
Жерар надеялся, что после свержения ненавистной монархии ему удастся добиться места в Париже и он сможет работать вместе с Лораном; последний, живя в Париже, больше двух лет не имел работы, только после Февральской революции Лоран смог устроиться пробирером в лаборатории Монетного двора.
На приеме у министра Карно (Лазар Ипполит Карло (Carnot, 1801-18S8) - политический деятель, республиканец, сын известного деятеля французской революции и математика Лазара Нипола Карно (1753-1823)) Жерар сказал: «Хочу обратить ваше внимание на положение некоторой категории трудящихся, к которой принадлежу и я. Когда молодые ученые начинают работать в Париже в направлении, которое не совпадает с направлением руководящих и влиятельных ученых, то эти ученые стараются избавиться от них и посылают их в провинцию. Но где бы они ни работали, их судьба одна и та же <...> Если они продолжают работать, никто их не поддерживает, у них нет средств, никакой помощи, которая так необходима химикам <...> Я могу вам привести в связи с этим один поразительный пример. Лоран, наиболее видный химик нашей эпохи, оставался девять лет в Бордо. Против него были все влиятельные люди; он видел, как ему предпочитали молодых людей, которые льстили этим влиятельным лицам и добились таким образом хорошего положения в Париже. Усталый от несправедливости Лоран не хотел вернуться в Бордо; он два года боролся с нуждой в Париже, пока революция не спасла его и он получил место. Я лично боролся восемь лет против злой воли руководящих ученых. Это потому, что я тоже работаю в этом направлении; мои работы не создали мне сторонников во Франции, и это понятно, потому что я должен был нападать на многих химиков, так как нашел ошибки в их работах. Впрочем, Лоран и я, мы идем вместе; мы единственные химики, придавшие новый облик химической науке. Я не могу хвалить свои работы, но между тем, как мне кажется, на некоторое значение этих работ указывает, всъпервых, ожесточенная борьба, которую ведут против моих идей Берцелиус, Либих и другие знаменитые химики старой школы, во-вторых, принятие моих идей другими, не менее знаменитыми людьми, между которыми Гмелин и главным образом молодые люди и друзья прогресса». Жерар объясняет министру свое стремление остаться в Париже желанием иметь трибуну для распространения своих идей. «Мои претензии кажутся мне тем более законными, что на всех 15 или 20 кафедрах химии Парижа преподают одно и то же <...> это та же рутина, которая тянется уже 30 или 40 лет» [1, стр. 180].
К сожалению, ничего конкретного, кроме торжественного обещания удовлетворить просьбу Жерара,эта беседа с министром не дала.
Во время восстания парижского пролетариата в июно 1848 г. мы видим Жерара среди восставших. Сторонник социалистической партии, он видел в ней залог перестройки общества на началах справедливости. В мае 1849 г. он выступает кандидатом на выборах по списку социалистов. «Выборы прошли отлично (Был избран друг Жерара Эмилъ Копп), даже лучше наших предположений. С сегодняшнего дня республика боee жизненна, чем когда-либо, а главное — это республика социальная» [1, стр. 193].
Жерар искренне верил, что небольшой ycпex мелкобуржуазной социалистической партии приведет к коренному изменению политического положения во Франции. Когда 13 июня 1849 г. мелкобуржуазные napтии вышли на улицу, чтобы поднять бунт против президента и его правительства, пославших французские войска в Италию для подавления вспыхнувшей там революции, Жерар писал: «Если и на этот раз восстание потерпит поражение это будет смертью демократии во всей Европе. Эта мысль приводит меня в ужас!» [1, стр. 194]. Восстание потерпело поражение, ибо мелкая буржуазия не привлекла к нему трудящихся масс и не подготовилась к вооруженному сопротивлению. После подавления восстания силы реакции окрепли.
В годы разгула реакции (1850—1852), когда буржуазия в страхе перед революционным пролетариатом пошла по пути контрреволюции, который привел к восстановлению монархии, Жерар остался на стороне левых республиканцев, все так же стойко защищал революционные идеи. «Во Франции имеются две партии: это люди прошлого и будущего. Последних <...> называют сегодця социалистами, потому что они убеждены, что прогресс состоит главным образом не в политических, а в социальных реформах <...> Это борьба слабого с сильным, справедливости против грубой силы <...> Вам описали социалистов как разрушителей общества; уверяю Вас, что они его истинные защитники» [1, стр. 185]. Это цитата из его письма теще, постоянно упрекавшей его в том, что он стал социалистом. В период жестокого подавления демократических и социалистических элементов Франции Жерар стал членом подпольной группы людей свободных профессий, собиравшейся вместе с рабочими-активистами в подвале кафе «Французский театр». Кроме политических вопросов, здесь обсуждались проблемы передовой науки и искусства. Жерар выступал с лекциями, поясняя роль химии в деле улучшения благосостояния народа, рассказывал о будущем химической науки, когда химики смогут получать синтетическим путем очень многое из того, что до сих пор давала только природа. После государственного переворота 2 декабря 1851 г. Жерар укрывал у себя дома Альфреда Сабатье (Альфред Сабатъе fSabatier, 1822-1874) - инженер, с 1852 по 1860 г. был политическим эмигрантом), которого преследовала полиция, помог ему убежать за границу. В конце марта 1852 г. Жерар был арестован вместе с другими участниками подпольных собраний; через сутки все арестованные, кроме двух активных революционных руководителей, были освобождены.