Опыты и обобщения

Среди немецких ученых, которые решительно выступали против алхимии, особое место занимает аптекарь и химик Иоганн Христиан Виглеб. В 1777 г. он опубликовал книгу "Историко-критическое исследование алхимии, или воображаемого искусства получения золота". Это произведение от других аналогичных работ отличается обоснованностью, последовательностью и ясностью изложения основных концепций. Виглебу удалось с помощью исторического анализа доказать, что основные представления алхимиков и большая часть их экспериментов были бесплодны. Он считал возможность опытной проверки важнейшим критерием правильности химических теорий и ценностей исследований. В подкрепление своего вывода он приводил китайское изречение: "Сомнение есть начало науки: кто ни в чем не сомневается, тот не пытается ничего проверить; кто ничего не проверяет, тот ничего и не откроет; кто ничего не открывает, тот слеп и останется слепым" [7, предисловие]. Виглеб отмечал, что многие термины для обозначения превращений, используемые прежде при обучении химиков, противоречили аналогичным терминам, применяемым позже для описания производства солей щелочных металлов, кислот, их превращений и т. п. В этих прежних понятиях Виглеб видел "пережиток времен старинной алхимической слепоты и незнания" [7, предисловие].

Виглеб подробно исследовал "гнилое дерево" алхимических заблуждений. Разбирая сначала лишь некоторые его "ветви", затем "ствол" и, наконец, "корни", Виглеб полностью опровергал возможность трансмутации. Он критически относился к утверждениям всех "алхимических" кумиров и к историческим свидетельствам об их успехах, вскрывал ошибочность всех их теорий, ложность доказательств. Виглеб делал это тем более решительно, поскольку считал, что в его время вера в чудеса все еще широко распространена в обществе и что алхимики пытаются "спрятать за подобными мистификациями свое невежество", тогда как прогрессивная наука больше не желает "мириться с этим обманом" [7, с. 356].

Виглеб с большой симпатией оценивает деятельность Германа Конринга, который еще в 1669 г. в своей книге об алхимической "медицине" [46] резко критиковал искателей "эликсира жизни". Конрингу удалось вскрыть многие (хотя отнюдь не все) ошибки алхимиков. С этого времени эпоха алхимии стала близиться к завершению, хотя в 1674 г. именитый ученый Олаф Борх написал даже специальную книгу в защиту алхимии [47]. Вслед за Борхом и другие ученые из-за "льстивой прелести" алхимических трактатов и "многих приукрашенных свидетельств", представленных алхимиками, утверждали, что "нельзя с полной уверенностью говорить о невозможности трансмутации" [7, с. 85]. Именно из-за таких ученых, как считает Виглеб, "пламя алхимии" снова и снова "возгоралось из пепла", и его нельзя было загасить окончательно. Поэтому "алхимическая чума" могла легко вновь вспыхнуть и возродить свое влияние [7].

Виглеб резко высказывался против своего современника магдебургского профессора Фр. И. Вильгельма Шредера, который завуалированно выступал в защиту алхимии. В 1772 г. Шредер выпустил книгу "Новая алхимическая библиотека для естествоиспытателей нашего столетия", а в 1775 - "Новая библиотека высших достижений естествознания и химии" [48; 7 с. 381]. В этих книгах были собраны высказывания видных ученых средневековья и эпохи Возрождения о возможности трансмутации.

Виглеб опасался, что эти книги окажут пагубное влияние на многих молодых людей, побудив их к "златоделию". Поэтому он стремился решительно избавить химию от алхимии как мистического балласта прошлого и особенно резко критиковал "теории", проповедующие божественное происхождение алхимии. Виглеб утверждал, что в основе всякой науки лежат насущные потребности человека и именно они являются стимулом для осуществления экспериментов, формулирования гипотез, их углубления и уточнения. Виглеб цитирует античных ученых и писателей Геродота, Вергилия и Плиния, которые говорили, что все науки и искусство имеют естественное, человеческое, а не божественное происхождение [7, с. 1 и сл.].

В основе общего развития химических наук, как предполагал Виглеб, лежат практические знания. Это относится и к эволюции "бесплодной ветви научного дерева - златоделию". Виглеб утверждал, что нельзя считать египетских ремесленников "златоделателями" лишь на том основании, что они уже в древности занимались таким "настоящим искусством", как бальзамирование мумий, изготовление стекла, переработка металлов. Также безграмотно считать пророка Моисея "златоделателем" потому, что он смог сжечь "золотого тельца". "Ведь золотой телец,- писал Виглеб,- был сделан не из массивного золота, а в соответствии с обычаями того времени сооружен из дерева и лишь покрыт тонкими пластинками золота" [7, с. 2 и сл.]. Виглеб считал, что в древности не было алхимических трактатов. Поэтому они, естественно, не могли быть уничтожены при разрушении Александрийской библиотеки во время правления римского императора Диоклетиана (292 г. н. э.), как это утверждали алхимики [7, с. 136 и сл.]. Самые ранние из сохранившихся трактатов, авторы которых допускали возможность трансмутаций, относятся к IV-V вв. н. э. Они были написаны Синезием, Зосимой, Олимпиодором, псевдо-Демокритом. Виглеб считает неверным "алхимическое" толкование некоторых произведений Демокрита о свойствах металлов. По мнению Виглеба, речь в этих трудах идет не о "златоделии", а о "получении золота и серебра из руд с помощью ртути (т. е. посредством образования амальгамы) и введения впоследствии раскисляющих добавок в образовавшийся расплав" [7, с. 167 и сл.].

Пытаясь определить, как возник сам термин "алхимия", Виглеб ссылается на Юлия Фирмикуса (IV в. н. э.), в трудах которого впервые употребляется это название. Скорее же всего "алхимия" - это то же слово "химия", но трансформированное под влиянием арабского языка, в котором к существительным добавляется частица "аль". Однако "альхимии" при этом отнюдь не придавалось значение "златоделия". Долго алхимией называли "область химии, теснейшим образом связанную с металлургией; затем с течением времени это название приняло свой общеупотребительный в дальнейшем смысл" [7, с. 180 и сл.]. Первые сведения о возможности превращения неблагородных металлов в благородные и о практическом проведении таких операций относятся к IV в. н. э. Анализируя развитие алхимии во времена арабских завоеваний и в средневековой Европе, Виглеб указывал на явные "нелепости" в сообщениях алхимиков и пытался объяснить реальную природу разнообразных "чудесных превращений". По его мнению, нет надежных данных для написания подлинной истории алхимии [7, с. 223 и сл.].

Виглеб подробно рассмотрел алхимию более позднего периода, особенно деятельность алхимиков при дворе курфюрстов саксонских Августа и Христиана (1580-1591). Анализируя свидетельства об удавшихся трансмутациях неких Бойтера и Шверцера, Виглеб показал, что эти алхимики смогли "получить" в результате трансмутации лишь то золото, которое предварительно было у них в виде золотых монет. "Шверцер мог сделать это очень легко, так как прожил более чем полгода при дворе,- писал Виглеб.- Чтобы доставить радость добрым и легковерным господам, которые потратили на него кучу денег, Шверцер тайно пронес в лабораторию три золотые марки, и с помощью несложного фокуса золото появилось во время трансмутации" [7, с. 255]. (Кроме того, на что обратил внимание еще Георг Эрнст Шталь, Шверцер работал с "красно-золотой рудой", из каждого центнера которой можно было выплавить чистого серебра на 50 или даже 60 марок. Выплавленное серебро, по всей видимости, перекочевывало в карман этой "перелетной птицы". Таким образом, Шверцер и Бойтер, которых Кункель считал великими алхимиками, на самом деле были прожженными мошенниками.) "Поскольку потом это золото переплавлялось в монеты,- писал Виглеб,- то оправдываются сделанные мной ранее предположения о том, что чаще всего задачей этого златоделия было успокоить простых людей и отвлечь их от сложностей жизни, показав им мошеннические чудеса Шверцера" [7, с. 261].

Подобные обвинения против алхимиков Виглеб тщательно аргументировал и подтверждал новыми доводами, которые не использовались ни в одной из работ его предшественников. Виглеб считал, что золотые запасы государства возникают не вследствие деятельности алхимиков, как это сами они часто пытались утверждать. Много золота имеют лишь те государства, в которых существуют развитые горнодобывающие ремесла (особенно добыча золота). Однако богатые золотые запасы могут быть и в государствах, в недрах которых нет этого благородного металла. Источником золота для таких государств может быть широкий торговый обмен со странами, производящими собственное золото. Саксонский двор мог бы иметь собственное золото, разрабатывая залежи полезных ископаемых Шнеебергского, Аннабергского, Фрайбергского и других месторождений [7, с. 270]. Виглеб рассматривал эти и другие месторождения благородных металлов в Саксонии как "длительный источник благосостояния страны" и считал, что при наличии таких богатых месторождений курфюрст Август мог бы оставить после себя гораздо больше, чем те 17 млн. талеров, которые, по мнению алхимиков, могли быть получены только с помощью трансмутаций [7, с. 273 и сл.].

Стараясь преодолеть традиционное преклонение перед авторитетами, Виглеб писал в своей книге, что, как бы ни был прославлен ученый, к его мнению следует относиться критически, пытаясь выработать собственное отношение к обсуждаемой теме. "Никакие высказывания авторитетов сегодня не могут иметь ни малейшего значения ... Теперь необходимо для любого утверждения привести ясные доказательства или промолчать, и доказательства должны основываться на проверенных фактах, а не на фантазиях" [7, с. 318 и сл.].

Виглеб вступал в спор с теми людьми, для которых алхимия стала своеобразной религией: они были уверены в возможности трансмутации так же, как верующие - в непогрешимости религиозных догматов, и почитали старинные книги алхимиков почти как священные реликвии. Виглеб использовал в этом споре практически те же аргументы, что и прогрессивные мыслители Просвещения в борьбе против религиозного суеверия и мистицизма [7, с. 353 и сл.]. Анализируя исторические условия, в которых могла возникнуть вера в трансмутацию, Виглеб установил, что задолго до того, как понятие "алхимия" стало характеризовать попытки превращения одних металлов в другие, "существовали различные способы окрашивания и изменения свойств металлов при помощи сплавления, например белой меди, латуни, томпака и др." [7, с. 187 и сл.]. Когда в начале нашей эры обнаружили, что из неблагородных металлов можно получать сплавы, по цвету и твердости очень напоминающие золото и серебро, возникли неправильные толкования особенностей таких превращений, так как об их истинной природе в древности даже не могли догадаться. На основе этих неправильно осмысленных опытов, а также малопродуманных умозаключений и родилось учение о трансмутации. Подтверждением такого вывода Виглеб считал то, что "златоделие" возникло примерно в 400-х гг. н. э., когда знания о свойствах металлов и металлургическая техника достигли определенного уровня развития. Э. Липпман и некоторые другие историки химии [32, с. 275 и сл.] придерживались того же мнения, что и Виглеб. Следующий аргумент для подтверждения своих взглядов Виглеб видел в возникновении понятия о "частичных трансмутациях". В XIII в. открытие и использование неорганических кислот позволило значительно усовершенствовать метод добычи металлов из руд: из тех же руд, из которых ранее получали лишь медь и свинец, стало возможным выделять небольшие количества золота и серебра. В средневековье еще не понимали суть происходящих при этом химических процессов. Поэтому ремесленникам казалось, что с помощью "едкой воды"^* им удается превратить небольшие количества обычных металлов в благородные. Отсюда и возникло понятие о "частичной трансмутации". Это понятие находило все большее признание, по мере того как основанные на нем выводы, казалось, начали подкрепляться результатами легко доступных наблюдению экспериментов. Распространение представлений о "частичной трансмутации", разумеется, способствовало укреплению более общего представления о возможностях превращений металлов [7, с. 197 и сл.]. По мнению Виглеба, приведенное им рассуждение является наиболее доказательным аргументом, показывающим несостоятельность алхимических представлений.

^* (Так в то время иногда называли кислоты.- Прим. перев.)

Виглеб утверждал, что алхимические учения противоречат всем известным законам естествознания [7, с. 382 и сл.], и поэтому считал неверными все теории алхимиков. Он сформулировал основные положения "разумной химии" и отчетливо показал, что они противоречат представлениям алхимии.

В сокрушительном поражении алхимии Виглеб видел триумф разума, победившего суеверие; разума, опирающегося на опыт, а не на ложные умозаключения. Для Виглеба разум был "светом, который озаряет человечеству путь к исследованию и познанию реальных вещей; только разум позволяет узнать правду и отличать ее от заблуждения" [7, с. 365]. Между действительным и кажущимся существует различие. Однако если судить по ощущениям, то нетрудно их спутать, приняв одно за другое. Поэтому задача и долг ученых заключаются в том, чтобы выдвигать гипотезы, отвергать ошибочные и выбирать верные, открывающие истину. Конечной же стадией проверки любой гипотезы служит эксперимент. "Лишь он один и только он является надежной порукой правды" ]7, с. 366 и сл.].

И в заключение интересно выяснить, как работы Виглеба оценивались и оцениваются историками химии. В 1955 г. вышла книга Отто Цекерта "Знаменитые аптекари", где анализировались сочинения Виглеба. Цекерт писал о Виглебе как о выдающемся химике, но не очень удачном критике ранних химических учений [49, с. 81]. Липпман же, напротив, говорил о Виглебе как о неподкупном и талантливом ученом, который "самым убедительным образом" показал всем "полную несостоятельность алхимии" [32, с. 511]. Г. Копп писал, что исследования Виглеба "разрушили веру в реальность этого искусства [алхимии.- Перев.] и послужили главной причиной, ускорившей конец алхимии, которая бы могла существовать еще довольно долго, пока окончательно не угасла бы" [30, с. 234].

В 1789 г. несколько алхимиков - современников Виглеба выступили с ответами на высказанные в его книге обвинения "златоделию". Карл Арнольд Кортум называл его "злопыхателем против искусства" [50, с. 2 и л.]. Мёхсен писал: "Как объяснил мне некий философ и сторонник алхимии, господин Виглеб издал свой труд с хорошо понятными намерениями. Самому ему не удалось ни преуспеть в искусстве трансмутаций, ни создать философский камень. Поэтому в своем сочинении он решил мудро и предусмотрительно защититься от упреков" [51, с. 304 и сл.].

Совершенно по-другому была встречена книга Виглеба в лагере его современников, выступавших с позиций Просвещения. Наиболее подробную рецензию на книгу Виглеба написал Фридрих Николаи - издатель обозрения "Всеобщая немецкая библиотека". Николаи писал: "Наш неутомимый исследователь в своем недавно опубликованном труде выступил против алхимических суеверий с настолько неотразимыми и обоснованными доводами, что мы твердо верим: в результате его мужественной атаки противник был наголову разбит" [52, с. 14]. Рецензент отметил далее, что Виглебу удалось "блестяще опровергнуть" все аргументы профессора Шредера в защиту алхимии. Полемика с этим уважаемым университетским преподавателем является важной заслугой Виглеба, "поскольку,- считал Николаи,- даже в наше просвещенное время, этот официальный университетский преподаватель химии не постеснялся откровенно выступить в защиту алхимических бессмыслиц" [52, с. 16 и сл.].

В 36-м томе "Всеобщей немецкой библиотеки", который вышел в 1778 г., профессор химии из Грейфсвальда Вайгель опубликовал "Общий обзор теоретической и прикладной химии", где проанализировал работу Виглеба. В целом рецензент отозвался о ней положительно. Однако он критиковал Виглеба за то, что тот вынес алхимии недостаточно решительный приговор и уделил рассмотрению алхимических учений целую главу в книге. По мнению Вайгеля, следовало значительно сократить анализ работ по алхимии, поскольку "алхимия - это такое бесплодное дело, которое не дало ни практической пользы, ни каких бы то ни было новых знаний об явлениях природы". "Если бы алхимия основывалась на изучении природы,- писал Вайгель,- она не прибегала бы к разнообразным уловкам. Но тогда понадобились бы настоящие доказательства. До сих пор алхимики не представили ни одного из них. Все проводившиеся до этого опыты алхимиков... не приводили к ожидаемым результатам. Однако все фундаментальные понятия должны и могут быть получены лишь на основе надежных и только надежных опытов. Значит, представления алхимиков - это весьма сомнительные фантазии, на смену которым пришли надежные и проверенные действительные способы превращений веществ. Поэтому в учебнике, где излагаются лишь достоверные факты и основанные на них теории, вообще не следовало бы уделять места алхимии" [52, с. 519 и сл.].

В книге "Знаменательные события из жизни великих немцев", опубликованной в 1802 г., о Виглебе говорится "как об одном из самых просвещенных, осведомленных противников алхимии, который выдвинул против нее обоснованные и всеобъемлющие возражения" [53].

Профессор философии К. Христоф Шмидер в целом критически отозвался о книге Виглеба, но в то же время отметил, что Виглеб был "одним из самых значительных химиков школы Шталя". Называя Виглеба "выдающимся химиком", как историка он оценивал Виглеба, однако, значительно ниже. По мнению Шмидера, этот ученый был недостаточно тонким полемистом и вообще "не дорос" до критики алхимии. Тем не менее Шмидер указывал: "Этот одиночка с легкостью осмелился выступать от имени могущественного движения. Все же он заслуживает одобрения за то, что высказался против алхимии в достаточно сильных, пусть не вполне обоснованных выражениях". Шмидер совершенно справедливо осознал связь содержания книги Виглеба с могущественной силой того времени - Просвещением [34, с. 592 и сл.].

Что же произошло с алхимией после того, как в 1777 и 1793 гг. вышли в свет издания книги Виглеба, и особенно после того, как Лавуазье сформулировал свою "Систему химии"?

По этому поводу Шмидер сообщает, что примерно с 1795 г. алхимики перестали публиковать свои книги. "Однако,- замечает Шмидер,- пока это еще не означало конца алхимии. Алхимики отступили, но не сдались. Перестав публиковать свои сочинения, они сплотились в замкнутую группу единомышленников. Это общество еще долгое время по всякому удобному поводу давало о себе знать, но скорее для того, чтобы мир не забыл о нем, а не ради того, чтобы отстаивать свои учения. Как правило, алхимики публиковались анонимно... Анонимность публикаций не уменьшала их действенности." К такого рода публикациям относилась статья в "Имперских ведомостях № 234" под названием "Новые сокровища высокой химии, предлагаемые уважаемому ученому обществу И. Ф. Фридрихом" (Франкфурт, Лейпциг и Вена, 1797 г.). "Затем обращения к научной общественности стали появляться более часто, и "Имперские ведомости" опубликовали целую серию статей в течение 1789 г. (№ 70, 72, 75, 76 и 77). Однако впоследствии подобные сообщения появлялись все реже и реже и наконец вовсе прекратились." [34, с. 597].

Книга Виглеба ознаменовала наивысшую и последнюю стадию борьбы за естествознание, основанное на разуме и эксперименте, борьбы флогистонной химии против алхимии, понимаемой как "златоделие", против слепого преклонения перед авторитетами, против мистики и непроверенных умозаключений.

Всего через несколько лет после того, как вышло первое издание книги Виглеба, великий французский химик Лавуазье сделал открытие, которое перевернуло всю флогистонную химию: в 1785 г. он сформулировал свою ныне всемирно известную систему химии на основе открытых им закономерностей протекания процессов окисления. Впервые за всю историю химии была достаточно четко определена природа химического элемента. Таким образом антиалхимические воззрения получили надежное подтверждение и началось интенсивное развитие новой, прогрессивной научной химии.