Начало трудового пути

27 августа 1855 г. Д. И. Менделеев получил документ о назначении его старшим учителем и подорожную на право свободного следования в Симферополь. Заканчивалась Восточная (Крымская) война 1853-1856 гг. Подъезжая к Симферополю, Д. И. Менделеев мог наблюдать, как навстречу обозам с провиантом и военным снаряжением шли нескончаемые обозы с ранеными. Госпиталь был размещен и на территории Симферопольской гимназии. Снять комнату было невозможно, так как за самую плохую, с земляным полом, хозяева просили 30 рублей, а жалованье начинающего учителя составляло 33 рубля в месяц. Поэтому Д. И. Менделеев вынужден был поселиться в небольшой каморке при гимназическом архиве. Учебные занятия ввиду военного положения были прекращены на неопределенный срок. Д. И. Менделеев уже начал жалеть, что не остался в Петербурге.

Пользуясь перерывом в занятиях, он разыскал знаменитого хирурга Н. И. Пирогова, к которому у него было рекомендательное письмо от лейб-медика Н. Ф. Здекауэра. Петербургский врач находил у Менделеева туберкулез и писал, что, по его мнению, жить Д. И. Менделееву осталось несколько месяцев.; Н. И. Пирогов внимательно осмотрел молодого учителя и не согласился с мнением Здекауэра. Поняв пылкую творческую натуру Менделеева, он не советовал ему, как другие врачи, совершенно избегать трудной работы, а, наоборот, предложил ему не сковывать своего порыва, но разумно чередовать труд и отдых. Юноше, очарованному миром, увлеченному наукой и с детских лет привыкшему трудиться, именно такой совет и был нужен.

Окрыленный напутствием талантливого врача, не только утешившего его, но и предсказавшего ему долгую жизнь, Д. И. Менделеев просит у директора Симферопольской гимназии небольшой отпуск и 30 октября 1855 г. выезжает в Одессу. Менделеев с самого начала был назначен туда, и только ошибка писаря в министерстве (в графе "место назначения" писарь вместо слова "Одесса" написал "Симферополь") стала причиной его направления в Симферополь. Директор гимназии при Ришельевском лицее

в Одессе принимает Менделеева на должность старшего учителя и сам берется похлопотать у попечителя Одесского учебного округа и в министерстве об оформлении перевода по службе.

В Одессе военного положения не было. Д. И. Менделеев с головой уходит в работу. Он преподает сначала математику и физику, а со второго полугодия и биологию, кроме того, разрабатывает проект организации при гимназии кабинета естественных наук и приступает к его осуществлению. По вечерам он пишет магистерскую диссертацию "Удельные объемы" и готовится к магистерским экзаменам. Об обширности и глубине рождающихся у него в этот период замыслов, помимо диссертационных, говорит сохранившийся отрывок из записи в его рабочей тетради от 24 февраля 1856 г. (некоторые слова записи расшифровать не удалось).

"Родился... в голове план книги "О человеке и телах природы", где хотел описать газы, жидкости, горные породы, минералы, остатки органических веществ, растений, начиная с низших, и животных, начиная с человека как типа и особенный класс образующего. Кончить хочу географией... Другое руководство хочу о силах действующих, нам известных, и о состояниях, о тяжести, о частичном притяжений в гидростатике, прилипании и т. п., о химическом сродстве, о звуке, о свете, теплоте, электричестве, магнетизме, жизни"^*.

^* (Научный архив Д. И. Менделеева при ЛГУ (НАМ ЛГУ). I-А-51-I-10. Рабочая тетрадь Д. И. Менделеева. Запись от 24 февраля 1856 г.)

Как только в гимназии кончаются занятия, Д. И. Менделеев едет в Петербург, в мае - июне успешно сдает магистерские -экзамены, летом завершает работу над диссертацией "Удельные объемы", а 9 сентября 1856 г. защищает ее. Несколько позже, 21 октября 1856 г., он читает пробную лекцию "Строение кремнеземистых соединений" и получает право читать лекции в университете. Приват-доцентом Петербургского университета Д. И. Менделеев был утвержден 9 января 1857 г. Это означало, что он, не имея твердого жалованья, получает в конце года за чтение лекций большую или меньшую сумму денег в зависимости от состояния университетской казны и добрых намерений начальства.

Полагаться исключительно на этот заработок не приходилось, и это вынуждает его много работать дополнительно. Он преподает физическую географию во Втором кадетском корпусе и становится научным обозревателем раздела "Новости естественных наук" в "Журнале Министерства народного просвещения".- За два года Д. И. Менделеев опубликовал там свыше 70 статей, которым впоследствии дал следующую оценку: "Эти компилятивные (составлены по чужим работам.- Авт.) статьи, содержащие, однако, следы самостоятельности... служат указателем того, что уже тогда во мне сверх теоретического было и практическое направление, что выразилось затем явно"^*.

^* (Архив Д. И. Менделеева, т. 1, 1951, с. 44. Назовем для примера темы некоторых статей: "Согласованность температуры кипения и состава", "Фабрикация алюминия или глиния", "Состав хлопчато-бумажного пороха или пироксилина", "Искусственный алмазовидный бор" и др.)

Много времени отнимают у Д. И. Менделеева частные уроки, на которые приходилось отправляться в разные концы города. В эти же годы (1857-1858) он исполняет обязанности секретаря физико-математического факультета университета.

Лето 1857 г. Менделеев проводит в Финляндии, в Икати-Гови, на даче у родителей своей невесты Сонечки Каш, в прошлом жителей Тобольска. Казалось, ничто не может омрачить радужных надежд молодого влюбленного человека, но вдруг все его планы рушатся буквально за один день. Сонечка еще очень молода и наивна; дома ей не давали читать ничего, кроме сказок. Она плачет и признается своей няне, что не хочет выходить замуж, чтобы не покидать папеньку и маменьку. Отказом невесты, возвратившей ему по настоянию родителей обручальное кольцо и подарки, Менделеев был потрясен до глубины души. И это не удивительно, так как он был искренне влюблен и вообще по натуре был человеком, который в вопросах устройства личной жизни всегда был чужд каких-либо ухищрений и холодных расчетов.

Первые недели после размолвки Д. И. Менделеев остро переживал случившееся, даже заболел, но потом любимая работа возвращает его в привычную колею.

В апреле 1859 г. магистра химии Петербургского университета, талантливого молодого ученого Д. И. Менделеева направляют за границу "для усовершенствования в науках". Ему предоставляется право выбрать для проживания и работы город, который будет ему наиболее удобен. Посещая многие университетские города Европы, он знакомится с видными учеными, осматривает их лаборатории, закупает оборудование, необходимое ему для исследований. В течение месяца Менделеев находится в Париже. Париж произвел на него сильное впечатление, особенно парижские рабочие ("блузники"). Как в этот первый приезд, так и в последующие годы Менделеев заказывал многие необходимые ему приборы у известного парижского механика Саллерона. Деловые контакты с этим французским мастером переросли впоследствии в дружбу. Менделеев говорил о Саллероне, что это механик, которого можно порекомендовать каждому, а Саллерон очень уважал своего заказчика и предсказывал ему успех в науке.

Русский химик Н. Н. Бекетов, приехавший в Париж ранее, познакомил Д. И. Менделеева с известным химиком М. Бертло. Бертло очень понравился Менделееву своей простотой, оригинальными взглядами на вещи, эрудицией. Кстати, мудрая простота не только ученых, но и других людей всегда будет первым критерием для Менделеева при оценке человека. Через год снова побывав в Париже, Д. И. Менделеев познакомился с другими крупными французскими учеными - Ж. Б. Дюма и Ш. А. Вюрцем.

Для выполнения намеченных исследований Д. И. Менделеев избирает немецкий город Гейдельберг, где он снимает небольшую квартиру, в одной из комнат которой он живет, а в другой оборудует свою домашнюю химическую лабораторию. В Гейдельберге тогда работали знаменитые ученые Р. Бунзен и Р. Кирхгоф со своими многочисленными учениками. Однако Д. И. Менделеев очень недолго работал в лаборатории Р. Бунзена, так как был уже сложившимся химиком и серьезно интересовался исследованиями в области физической химии, в частности капиллярных явлений. Одним из результатов его самостоятельных работ в этой области было открытие температуры абсолютного кипения (т. е. критической температуры), при которой жидкость теряет свойственные ей силы сцепления и мгновенно превращается в пар.- Следствием этого открытия был вывод о том, что любой газ можно превратить в жидкость, но лишь при условии, что он охлажден ниже критической температуры.

Работал Д. И. Менделеев в своей лаборатории подолгу, рассчитывая каждый час своего времени, иногда до изнеможения, до полной потери сил. И тогда в его дневнике появлялись записи, говорящие о том, что ему кажется, будто он уже не сможет работать в избранном направлении дальше. Однако проходит несколько дней отдыха в поездке за приборами или реактивами, и Менделеев опять полон сил, от прежнего неверия в свои возможности не остается и следа. Так напряженно работал он всю жизнь, потому что считал, что без полной отдачи, может быть и сказывающейся иногда на состоянии здоровья, в науке многого не достичь.

Запомнились Менделееву на всю жизнь и немногие дни отдыха, проведенные с друзьями в поездках. Особенно интересны и полезны были для него поездки в Альпы и Италию, которые он совершал вместе с И. М. Сеченовым и А. П. Бородиным.

Русская занимавшаяся наукой молодежь, обосновавшаяся в Гейдельберге, часто собиралась на квартире Д. И. Менделеева, чтобы почитать новинки русской литературы, "Колокол" А. И. Герцена, встретиться с прибывавшими из России соотечественниками. Волнения и ожидания предреформенной России передавались и им, а сам состав их дружеского круга создавал обстановку энтузиазма, веры в возможности человека, неизмеримо возрастающие с развитием и распространением научных знаний.

В 1860 г. Д. И. Менделеев участвовал в Первом Международном съезде химиков, проходившем в немецком городе Карлсруэ. Д. И. Менделеев работал на съезде плодотворно, участвовал в подготовке его решений. Для будущего химической науки большое значение имели не только решения съезда, но и та атмосфера творческого подъема, которая проявлялась и на заседаниях, и в личном общении делегатов. После съезда развитие химии во многих направлениях пошло по новому пути.

Решающими для последующих работ Менделеева оказались представления, развитые итальянским ученым С. Канниццаро, которые привели к правильному пониманию различий в употреблении понятий "молекула" и "атом" в органической и неорганической химии, различий между понятиями "атомная масса" и "эквивалент", а также к разработке новых методов определения атомных масс^*, главным образом металлов. Д. И. Менделеев впоследствии вспоминал, что решающим моментом в развитии мысли о периодическом законе он считает 1860 г., съезд химиков в Карлсруэ, в котором он участвовал, и идеи, высказанные на этом

съезде итальянским химиком С. Канниццаро. Его Д. И. Менделеев считал своим предшественником, так как установленные им атомные массы дали необходимую точку опоры.

^* (В настоящее время введено понятие атомной массы, поэтому термин "вес" сохраняется только в цитатах.)

Несмотря на молодость, Д. И. Менделеев уже тогда привлекал к себе внимание коллег и снискал любовь многих представителей русской колонии.

Один из членов колонии русских ученых в Гейдельберге Л. Ф. де Роберти, часто встречавшийся с Д. И. Менделеевым, опубликовал в журнале "Русский вестник" за 1861 г. небольшую повесть "Турин", в которой под именем Давыда Андреевича изображен Дмитрий Иванович Менделеев:

"...В дверях показался человек лет двадцати восьми, небольшого роста, блондин, с круглым, довольно полным, изредка рябоватым лицом и с большими, с первого взгляда светло и необыкновенно радушно озирающими каждого глазами...

...Натура серьезная и цельная, он не бросается ни на что с первого взгляда и во всем ищет ясного и точного понятия. Ему придут, например, говорить о нападках на теорию, которой он держится в своей науке, и о слабости возражений; он выслушает внимательно, расспросит, задумается немного и потом поскорее уйдет к себе работать. В другой раз придут сообщить ему новые, оригинальные мнения: вот-де один Немец полагает, что часть физиологической работы в теле преобразуется в духовную, которая потому от явлений вещественных отличается не более, чем теплота от движений, или что-нибудь в этом роде. Давыд вновь выслушает внимательно, спросит, не знают ли, кому принадлежат эти предположения, заметит, что они очень оригинальны, но больше ничего не скажет и убежит опять поскорей работать.

К искренним и честным мистикам он относился как-то ласково, спокойно, не горячась и не глумясь. Вообще не любил

он глумиться.

- Это как-то не по-русски,- замечал он добродушно. В кружке товарищей смеялись, положим, над каким-нибудь бездарным писателем. Давыд иногда посмеется также, потом, когда другие успокоятся, скажет, как будто больше себе самому, без малейшей натяжки или докторальности: "А ведь, господа, труд-то когда добросовестен, искупает многое, как бы плох он там ни был; свят он, господа, и благороден по тому одному уже, что он труд". Но когда начинали уверять, что талант искупает все личные грешки, как общая польза искупает мелкожитейское зло, он, с недоверием покачивая головою, произносил тихо: "Едва ли, господа, едва ли". Когда заговаривали о грустном разладе между словом и делом каких-нибудь литературных людей, он также тихо и спокойно, но твердо замечал: "Постараюсь, чтоб у меня никогда не было ни одного подобного знакомого; и знаете, господа, в чем другом, а уж тут я, право, надеюсь на себя и никогда, никогда не подам такому руки". И он говорил это так безыскусственно и чисто, что многие безмолвно начинали проверять себя.

Принимал Давыд каждого так радушно, что невольно думалось: "Какие же есть, однако, на свете дорогие люди!" Несмотря на то что работал почти постоянно, он усаживал всякого приходившего и разговаривал с ним по возможности. "Давыд Андреевич! Скажите, пожалуйста, что, по-вашему, за цель жизни?"- спросит его какой-нибудь профан.- "Наслаждение",- ответит он скороговоркой и, живо вскочив, побежит к своим колбам и аппаратам посмотреть, как идет перегонка или на сколько поднялся термометр, и оттуда кричит уже в дополнение: "В обширном и высшем смысле!"

Можно сказать смело, что Давыд не был ничему совершенно чужд; интересовался всем, читал на досуге все. От художественных произведений химик наш приходил в самый наивный восторг. Читал стихи он плохо, как-то упирал на рифму, а между тем часто, прежде чем дойдет до конца маленькой пьесы, остановится раза два, опустит книгу и поднимет влажные глаза в потолок: это он оправляется от впечатлений"^*.

^* (Русский вестник, 1861, т. 34, с. 149-150, 165-166.)